Жандарм. На пороге двадцатого века - Андрей Саликов

– А где эти умельцы? – поинтересовался русский.

– О…ни уш…ли, кот…да ихэ…ту…

– Когда крестьяне посчитали, что они главнее всех? – перебил его офицер.

– Да.

– Куда они пошли, знаешь?

– Ху…ла…

– Назад в Хулачен? – Курт порядком устал от такой речи, но выслушать пленного китайца стоило. – Дежурный, этого отдельно, пусть доктор осмотрит. Выполнять!..

– Как вам это, господа? Похоже, всё не так уж и плохо. – Мне после прочтения допроса китайского артиллериста стало гораздо спокойнее. – Курт Генрихович, а что у нас по «боксёрам»?

– Очень неоднозначно. – Офицеры отряда, бывшие на совещании, с нетерпением ждали ответа на столь важный для всех вопрос. – Командир этого, с позволения сказать, отряда родом из провинции Чжили. Сюда пришёл с земляками. Есть даже один уникум из Шаньдуня. Хотя он и туповат, но сведения, полученные в результате допроса, интересные. Новый губернатор железной рукой навёл порядок и где истребил, а где просто выдавил мятежников в центральную провинцию.

– Немецкие концессии, как я понимаю, не успели пострадать? – мгновенно сориентировался наш зампотыл. – Угольные копи?

– Да, имущество и собственность подданных рейха в безопасности, – констатировал очевидное Мейр. – Владимир Исаевич, вы обязательно ко мне загляните, там много интересного скопилось.

– Непременно, Курт Генрихович.

– Далее. Как вы знаете, в планах мятежников – разрушить только что построенную «маньчжурку», – продолжил Мейр. – И, по словам пленных, цицикарский губернатор в этом заинтересован не меньше, чем невежественные крестьяне. Кроме того, в Цицикаре открыто говорят, что выкинут русских с Амура. А это, господа, уже очень серьёзно. – И повёл головой влево-вправо, разминая затёкшую шею. – Теперь всё становится на свои места. Имея превосходство в людях в шесть раз и артиллерии – в четыре, причём обладая новейшими образцами, господин Шань намеревается всерьёз отодвинуть границу. – Присутствующие ошарашенно переваривали ТАКУЮ наглость. – Господа, это отнюдь не авантюра. Надеюсь, вы не забыли, как мы сюда добирались? Говорить о престиже тоже, как мне кажется, не стоит, сами понимаете. И самое главное: историю крестьянских войн все помнят? – Офицеры задвигались, выражая таким образом своё отношение к данной дисциплине. Ещё бы, в 1890-м, когда её впервые ввели в основной курс, читаемый для офицеров жандармских команд (снобы кавалеристы также грызли сей гранит), поначалу никто не придал ей значения. А зря, первая же «летучка» – и в результате у почти половины господ офицеров образовалось «лебединое озеро». У нас (пеших команд) начальник школы такой «фитиль» вставил нерадивым, что до сих пор их дрожь пробирает, как вспомнят. Зато потом до всех дошло – опыт столетий, обобщённый и доходчиво изложенный, помог в следующем году при очередном голодном бунте (даже я привык к этому), не доводя дело до крайностей в виде посылаемых для усмирения воинских команд. – Имейте в виду, что кроме расовой есть и очень сильная религиозная нетерпимость. Особенно она проявляется у воспитанников местных монахов. Да, господа, несмотря на суть верований, духовенство не приемлет конкурентов. Иван Трофимович, вам слово.

И начштаба на карте указал, кто, где и в какой последовательности атакует Хулачен…

Лёгкий ветерок ласково скользит по разгорячённому лицу, давая такую желанную прохладу. В небе ни единой тучки, идеальная погода для летунов, правда, до них ещё три года, если правильно помню. С сопки отлично просматриваются подступы к городу. Никаких земляных укреплений перед ним нет, это радует. Единственный вопрос: такое пренебрежение – инициатива полковника или разлагающее действие «боксёров»? Хотя… какая разница? Ротные колонны уже развернулись в цепи и ждут только сигнала. В спину нам не ударят, деревушки, что попадались на нашем пути, пусты, двое-трое глубоких стариков и старух оставленных (всё равно работать уже не могут, не жалко) рассказали о поведении пришлых «освободителей». Сами ихэтуани практически не грабили, так, сущая мелочь, зато солдатики отличились – и пожрать, и выпить, и баб повалять они были горазды. Как говорится, «началось в колхозе утро», честно сказать, я не стал забивать этим голову. В данный момент меня больше всего интересовало, сможем ли мы (вернее, наш главарт) «работать» с закрытых позиций. Пленные солдаты энергично оборудовали позиции. Покачав головой, я вспомнил, как они проходили мимо расстрелянных мятежников. Да, я самолично приказал поставить всех захваченных (главарей пока оставил в живых) к стенке. За что? У вождя нашлись два обручальных кольца и пять крестиков. Причём не новодел, где-то середина прошлого века. Такие у состоятельных людей – купцов, инженеров, в общем, нынешний средний класс. Парни из раз-ведроты разговорили эту сволочь. Оказалось, не повезло семье приказчика, они выехали из Тяньцзиня и нарвались на шайку «боксёров». Дальше всё понятно… Так что расстреливали их уже не стрелки Чжао, добровольцев хватило с избытком, и пусть ещё радуются, что легко ушли!

Штурм города начался в одиннадцать утра с артиллерийской дуэли. Захваченные в полной исправности орудия играли роль артполков РГК. Крамаренко, получив наконец, как он выразился, «нормальный инструмент», начал пристрелку западной стены, где стояли две оставшиеся у китайцев пушки. Вот тут и сказался класс оставшихся у противника пушкарей: управление огнём было из рук вон плохим. Гранаты сыпались, как бог на душу положит, шрапнель рвалась где угодно, об установке трубок лучше не вспоминать… Словом, очень приятный для нас противник.

А вот Александр Фёдорович особо не торопился (увы, треть снарядов было израсходовано, а пополнить их было негде), и четвёртый выстрел дал накрытие, после чего оба орудия беглым огнём по три снаряда уничтожили тяжёлое оружие противника. Подождав, пока осядет поднятая пыль (в бинокль было видно, что одно орудие разбито прямым попаданием, а второе имеет вместо ствола обрубок), я выстрелил вверх красной ракетой, подавая сигнал для начала атаки.

Остальное было неинтересно: роты под прикрытием огня «максимов» подошли к стенам и по штурмовым лестницам взобрались на них, закидав гранатами редкие островки обороняющихся. Сапёры аккуратно рванули ворота, давая возможность ввести в город пушки Барановского.

Начало атаки ихэтуаней я видеть не мог, но лично руководивший операцией по открытию ворот Извольский весьма живописно передал все перипетии боя.

Едва ворота начали распахиваться, как раздались доводящие нас до бешенства крики «Ша! Ша!». Отдельный мигом сообразил, что сейчас его просто затопчут, и проревел: «Отходим!» Человеческая масса, словно прорвавшаяся вода, хлынула из ворот… под снаряды и пули рот Сергеева и Меркулова. Полубатарея 2,5-дюймовок выплюнула установленную на удар шрапнель практически в упор, с полторы сотни саженей. Прорубая просеки, снаряды рванули почти в середине толпы, разметав в стороны части тел. Поставленные на фланги «максимки» ударили свинцовыми струями, выкашивая людей. С НП было видно, как мечутся фигурки, пытаясь спастись, и падают, падают, падают. Ещё один залп, где-то внутри за воротами поднимаются превосходно видимые столбы пыли и дыма. А по ещё шевелящейся кое-где массе тел пошли стрелки, сапёры, последними втянулись внутрь артиллеристы. Ворвавшиеся за стены штурмовые группы на одном дыхании пролетели расстояние до первых домов, что стояли неподалеку. Крик «Бойся!», и граната с примотанной к ней шашкой пироксилина летит внутрь. Ухает взрыв, из вылетевших окон валит едкий дым, и в него ныряет стрелок: в правой – «вессон», в левой – лопатка. Шевелящийся обрубок – пуля четырёхлинейного револьвера прекращает мучения несчастного. Вот девица, довольно ловко размахивающая мечом, пуля в живот, и вперёд. Идущий следом боец опускает на её голову заточенное лезвие… Вновь граната, внутри – никого… Дальше, дальше, не стоять!