Нелёгкое дело укротить миллионера - Диана Билык
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нож выпадает из руки и летит на пол. Я неосознанно увлекаю Агату за собой, обнимая.
И острие впивается в миллиметре от ее босой ноги. У меня холодеет все внутри. Тяну девушку к себе еще ближе, а она сжимает пальцы на моей груди и тяжело дышит через нос. Сопит.
Приподняв за подбородок, заглядываю в ее глаза, и снова вижу кровь. Она ползет густой каплей из носа.
– Присядь, не шевелись. Слышишь?
Она слабо кивает.
– Ты нормально спала сегодня? – отвлекаю ее разговорами, пока увлажняю полотенце и нахожу в морозилке кусочки льда. Слишком часто у нее кровь носом идет.
– Почти не спала, – признается и, запрокидывая голову, держит переносицу. Разрешает мне приложить лед и не сопротивляется, когда сжимаю легонько плечо и поглаживаю ее бледную щеку.
– Почему?
– Тебе лучше не знать, – прикрывает глаза и судорожно выдыхает.
– Агата, может, хватит? Мы в одной лодке. Нами играют, а мы позволяем. Ты явно больна. Тебе нужна помощь, а не я, дуралей припадочный. Я такой, не отрицаю, но быть другим не умею. Но даже я вижу, что ты слаба.
– Это, – она показывает на полотенце в крови, – не смертельно. Просто сосуды слабые.
– Но… явно не просто так ты отключаешься, – качаю головой, отхожу к столу и, выдернув нож из пола, ополаскиваю его и принимаюсь за мясо. – Я готовить не умею, сразу предупреждаю.
– Порежь на ломтики сначала, – подсказывает Агата глухим голосом. Намеревается встать, но я пресекаю:
– Не двигайся, я сказал. Или сейчас Давида вызову.
– Не нужно Давида, – тут же тушуется и откидывается на спинку стула.
Кое-как справляюсь с мясом, кусочки получаются неоднородными, кривыми и рваными. Желудку все равно, какое оно на вид. Я на это надеюсь.
– Дальше? – показываю, что справился, хотя смешливый взгляд Агаты говорит о том, что не очень.
– Отбить нужно.
– Чем? – удивляюсь.
– Молотком, конечно.
– Для гвоздей?
Она смеется, а потом внезапно затихает и снова запрокидывает голову и порывисто сопит. Слышу тихое «как надоело», а потом Агата приоткрывает глаза и одним взглядом показывает на стол.
– Здесь?
Кивок.
В шкафу: половники, лопатки, какие-то приспособления, клещи. Многие из них не представляю, зачем вообще нужны. Роюсь долго, пока не натыкаюсь на небольшую булаву.
– О! Вот так молоток. Это же он? Заделайся Муромцем, называется, – отмахиваюсь от невидимых противников.
Агата дрожит, вижу, что еле сдерживает смех, но не смеется – боится, что кровь пойдет сильнее.
– Ты серьезно сейчас, Рус?
Это короткое «Рус» так приятно. Не хищное Коршун, не резкое Руслан, а длинное и мягкое Ру-у-ус… Но я не тешу себя надеждами, что она будет относиться ко мне лучше, я их убил давно. И сам не знаю, чего хочу на самом деле. Одно понимаю, что чувствую себя прекрасно в этот миг и пока ничего не хочу менять.
Или адреналин после раны, или виски – кто его знает, но я расслабляюсь и даже напеваю что-то, пока ритмично хлопаю по доске, забывая про боль. Кусочки мяса разлетаются вокруг, пристают на лицо, путаются в волосах, один даже липнет на нос маленькой кляксой. Так и оставляю. Все равно придется принять душ, после дров я весь потный, как тролль. Увлекаюсь отбиванием кусков так, что не замечаю, когда Агата встает и подходит ближе.
– Ру-у-ус… ты перестарался немного, – смотрит на тонкие потрепанные сеточки мяса.
– Правда? – поднимаю одну, поворачиваю к ней лицо. Агата замечает мой шикарный вид и снова смеется. – Блин, – прижимает полотенце к носу и возвращается к столу.
– Может, все-таки набрать Давида? – уточняю осторожно. Пусть этот черноволосый красавчик и положил глаз на мою девушку, но все-таки он врач.
Мою девушку? Я, правда, так подумал?
– Пойду в гостиную, чтобы ты не смешил. Ок? – подает голос Агата.
– Конечно, – улыбаюсь ей вслед. Зачем меня спрашивает? Я ей не хозяин. По сути никто. Но то, что смог ее развеселить в такой момент, приятно греет душу. Быть другим не так и страшно, оказывается.
Агата вдруг появляется в двери, заглядывает лукаво, но все еще держит руку на переносице вместе с полотенцем.
– И тебе нужно помыться. Дровосек. – Снова уходит, оставляя меня с растянутой сумасшедшей лыбой на губах. Осталось только матери звякнуть для полного счастья. Вдруг я чего-то не знал, а отец скрывал?
Скидываю мясо в тарелку. В детстве видел, как мама это делала. Хотя время стерло все беспощадно, но одно я запомнил: нужно поперчить и посолить. Щедро делаю это, складываю «тряпочки» в стопку и решаю, что есть несколько минут для душа.
Заглядываю в гостиную. Агата тихо сидит на диване, подогнув под себя ноги. Смотрит что-то по телевизору и даже не замечает моего появления. Решаю, что не нужно ее сейчас трогать, пусть кровь остановится. Да и давить, когда она слаба, не стану. Это почти как ударить. Нет, я не такой, и сейчас во мне проснулось желание ее оберегать. Дурное, наивное, но не могу ему противиться, как не стараюсь.
Возвращаюсь после душа и в первую очередь захожу к девушке. Проверить все ли в порядке и попросить телефон.
– Можно твой мобильный взять на пару минут? Я хочу матери… – затыкаюсь, потому что понимаю – Агата спит.
Положила под бок большую подушку, обняла ее ногами, склонила голову и будто не дышит. Замерла, подперев кулачком щеку.
Трогаю ее кисть, что свисает сбоку. Холодная. Проверяю пульс. Спокойный. Бьет в подушечки пальцев, оглушая. Не сдержавшись, переплетаю наши пальцы, легонько касаюсь ее ладони, переворачиваю вверх. Она тихо стонет от прикосновения, но я не отстраняюсь и не сбегаю. Мне уже не страшно раскрыть сердце, я наверное уже сделал это, неосознанно. Целую ее руку в сплетение вен и шевелю губами, чтобы сказать:
– Я не твой палач, Агата. Дурак, идиот, но не палач. Надеюсь, что когда-нибудь ты меня простишь.
Ранее
В пальцах пульсирует желание коснуться запретного, тело будто не принадлежит мне.
Смотрю в серебро глаз «принца» и не могу пошевелиться.
– Всего один танец, мышка, – тянет меня за руки, заставляя подняться навстречу. Ноги подкашиваются, и я неловко падаю вперед, но удерживаюсь за сильные руки. Утопаю в серо-голубых глазах, горю в его объятиях. Кажется, что белоснежная рубашка сейчас разлетится хлопьями пепла от жара его тела. И я вместе с ними. На мелкие кусочки, потому что пропала. В тот же миг, когда он меня настойчиво повел в зал и положил руки себе на плечи. Его ладони на талии, но мне кажется, что они норовят потянуться выше. Неприлично. Непристойно и так… Правильно.