Люди полной луны - Александр Экштейн

После объединения двух квартир, которое мастерски, быстро и красиво произвела бригада строителей из Армении, квартира Глории Ренатовны приобрела «новорусский» налет армянского происхождения. Поэтому она принимала ванну в большой, с пятью зеркалами, включая потолок, ванной комнате, и размеры ванны, встроенной в пол, напоминали маленький бассейн. Глория Ренатовна подняла вверх ногу и провела по ней двумя руками. Нога Глории Ренатовны — одна только нога — в этом положении могла бы смести на задворки эротической истории всю свору голливудо-плейбой-секс-бомбовых красавиц и сделаться мировым эталоном сексуальной энергетики. Но Глория Ренатовна не думала об этом. Она думала о сыне, которого вот-вот заберут в армию, и о Самвеле Тер-Огонесяне, проделавшем все манипуляции с квартирой Глории Ренатовны и предложившем ей руку и сердце. Глория Ренатовна согласилась. И что ее восхитило, после этого согласия Самвел не стал домогаться ее постели. Сразу было видно, что Самвел, как настоящий кавказец, отдал дань респектабельности и еще чему-то невероятно далекому и грозному, лежащему высоко в горах Армении.

Она вздохнула, опустила ногу и, поднявшись во весь рост, ступила на разноцветно мозаичный пол ванной, отражаясь своим блистательным тридцатишестилетним телом во всех зеркалах…

— Васнецов! — На лице дежурного капитана явно было отображено отчаяние. — У нас грандиозное ЧП в семьдесят второй камере.

— В общей? — испуганно воскликнул начальник оперчасти. — Что там? — И, не дожидаясь ответа, выскочил из кабинета, на ходу застегивая китель и устремляясь на второй этаж тюрьмы.

— Да я сам толком не пойму, — едва успевая за ним, бубнил дежурный. — Похоже на передел сфер влияния.

— Дурак ты, капитан, — сообщил дежурному затасканную новость Васнецов, быстро, через ступеньку, поднимаясь по лестнице. — Очередь на парашу не поделили, что ли?

— Не знаю, — уклончиво ответил дежурный. — Но похоже на передел сфер влияния. На мой взгляд, полкамеры убито.

— Сучары! — чуть не всхлипнул Васнецов. — Пусть хоть все подохнут, мне важно, чтобы один живой остался.

— Кто такой? — живо заинтересовался дежурный.

— Не твое дело, — профессионально отреагировал Васнецов.

Возле 72-й камеры толпились две тревожные группы быстрого реагирования контролеров и солдаты из роты охраны. С немного растерянным лицом между ними стоял заместитель по режиму Дудко. Увидев Васнецова, он кинулся к нему и взволнованно-официальным тоном сообщил:

— Ну все, Васнецов, хана тебе за неправильное распределение осужденных по камерам.

— Смотри, чтобы тебя не выгнали, блоха режимная, — не дал себя запугать начальник оперчасти и сделал знак корпусному: — Открывай!

Он быстро обвел камеру взглядом. Верхний ряд нар у окна был пуст, если не считать двух человек, которые выглядели настолько миролюбивыми в своей неподвижности, что всем вошедшим в камеру за Васнецовым стало понятно: двойное ЧП — два трупа.

Кладовщик сидел за столом и с увлечением строил из костяшек домино домик.

— Он, — дрожащей рукой ткнул коридорный надзиратель в сидящего за столом строителя доминошного домика. — Он их тут шугал, как курей в курятнике. — Коридорный нагнулся под нижнюю нару. — Лом, вылазь оттуда!

— Нет, — раздался уверенный голос главного в камере. — И не просите.

— Вылазь, пропадлина! — гаркнул лейтенант, пришедший с солдатами. — А то «черемуху» под нару пущу.

— Нет, — сурово отказался Лом. — Я лучше тут, в темноте, побуду.

— Вылазь же, Иванцов, что ты в самом деле? — тоже нагнулся и вмешался в уговоры заместитель по режиму. — Все уже тихо…

Васнецов с удовольствием рассматривал место происшествия и почти с любовью поглядывал на невозмутимого кладовщика. Увольнение откладывалось.

— Что вы, Иванцов да Иванцов, — с негодованием откликнулся Лом. — Нас тут человек двадцать сидит.

— Все вылазьте, тараканы ползучие! — взорвался строевой лейтенант. — А то сейчас «АКМ» принесу, он вас быстро уговорит.

— Это вам не тридцать седьмой год, — возмутился заместитель по режиму. — Не видите, что ли, люди и без того напуганы, может, они там все раненые.

— Да, конечно. Все, как один, герои-панфиловцы.

Из-под нижних нар потихоньку стали выбираться перепуганные сокамерники.

— Он! — вновь протянул свою дрожащую руку коридорный в сторону невозмутимого любителя доминошных домиков.

— А мне кажется, — раздраженно перебил его Васнецов, — что среди этих, — он ткнул пальцем в сторону мертвых, — возникла поножовщина. И они друг друга уничтожили.

— Ну-у… — неуверенно начал догадываться коридорный. — Вообще-то…

— Гну! — перебил его уже догадавшийся дежурный. — Прямая поножовщина. Доктор, — обратился он к рассматривающему трупы начальнику санчасти, — обоюдное убийство надо документально зафиксировать.

— Ну да, — ворчливо отреагировал начальник санчасти. — У них шеи свернуты, дырок от ножа нет.

— Поищите лучше! — возмутился Васнецов. — Делов-то, дырки…

Солдаты вытащили убитых в коридор и положили на принесенные санитарами из хозобслуги носилки, и те унесли их в овощехранилище, находящееся во дворе тюрьмы и по необходимости выполнявшее функции временного морга.

— Мы теперь под Министерством юстиции, а не МВД, — предупредил доктора Васнецов. — Чтобы все было по закону, раны от ножей есть, я уверен. Ножи я вам попозже принесу.

— Есть так есть, — равнодушно согласился начальник санчасти. — Мне-то какая разница.

Васнецов решительно ткнул пальцем в сторону низложенной подоконной аристократии:

— Всех в карцер, а этого, — он задержал палец на выползающем из-под нар Ломе, — ко мне в кабинет.

Человек с лицом хмельного Пьера Ришара оторвался от своего занятия, как-то затуманенно посмотрел в сторону находящейся в камере администрации и контролеров и, слегка кивая головой, улыбнулся им беззащитной улыбкой…

Мне иногда становится грустно. Убийства окружают и сопровождают меня по жизни. Я очарован своей нестандартностью. Вот эти двое убитых мною молодых людей уже обрели счастье неведения. Что их ожидало впереди? Мое сердце от этих мыслей становится размягченным и нежным, словно его омыли чем-то теплым, хмельным и бархатным. Вокруг меня суетятся грубые люди в форме, уносят мертвых юнцов в глубь своих казематов. Я же строю из костяшек домино хлипкий замок своих эмоций и отстранен от этой суеты. Что? Мне задают вопросы, с ума сойти, это может развеселить кого угодно. О да, конечно. Убили друг друга? Вы знаете, по большому счету — да. В этом тюремном мире они только и делают, что убивают друг друга. О нет. Спасибо, я побуду здесь. Я терпелив и нежен. Эти двое были избраны судьбой. Один от окна крикнул в мою сторону грязное оскорбление, а второй под воздействием этого призыва решил принести себя в жертву и бросился в мои объятия. Я обнял его, всхлипывая, а затем, внимая призыву, обнял и оскорбившего меня. Всех остальных я прогнал вниз, дабы они не нарушили эксклюзивности принесенных мне жертв, а затем стал строить дом вот из этих забавных костяшек. Как жаль, что женщину в таких местах не хочется, молоденький нежный юноша был бы очень кстати, но, судя по нравам в этом мрачном каземате, здесь можно получить для утех лишь старого рецидивиста. Это слишком уж авангардно, я предпочитаю классику…