Ученики Ворона. Огни над волнами - Андрей Васильев

— Интересно, — Монброн отправил в рот последнюю ложку каши и с печалью посмотрел в опустевшую тарелку. — А почему так?

— Понятия не имею, — пожал плечами Ворон. — Но не думаю, что это было сделано просто так, забавы ради. Потому и взываю к вашему разуму и инстинкту самосохранения, потому и говорю сейчас с вами не только как с учениками-несмышленышами, а как с собратьями по цеху. Не дайте себя убить, не уничтожьте мой труд. Не поручусь, что цели у кого-то, кто все это устроил, таковы, но всегда надо ожидать худшего. Маги в этом мире давно уже проклятое племя, потому всегда готовьтесь к тому, что будет худо. Хорошее — оно и так порадует, а беда в этом случае не застанет врасплох.

— Интересно, ученики других магов тоже будут чьими-то мишенями? — Мартин задумчиво потер подбородок, уколовшись щетиной. — Или только нам так свезло?

— Тоже не знаю, — вздохнул Ворон. — Нужно время, чтобы в этом всем разобраться. Но одно могу сказать точно — им будет проще. У всех трех других наставников подмастерья четвертого-пятого года обучения, считай, что готовые маги с посохом. Причем у той же Виталии ребята, сдается мне, на редкость толковые. Много у неё народа до конца дошло — восемь человек, она этой весной как раз их в большой мир выпускать будет. Четверо из них здесь. С Эви пятеро приехало, со Стивом — трое. И любой из этих учеников без особых сложностей разделается с двумя-тремя такими, как вы, одновременно. Я не пугаю вас и не пытаюсь унизить, я говорю то, что есть на самом деле. Они непременно будут вас провоцировать на поединок, поверьте.

— Они нас так не любят? — удивилась Магдалена.

— Нет, — покачал головой Ворон. — Их наставники так не любят меня. Победа ученика — возможность унизить наставника проигравшего и получить признательность собственного учителя. А признательность учителя — это дополнительный шанс выжить при выпускном испытании. Понятно?

Жизнь в военном лагере не затихала ни на минуту, она бурлила и днем, и ночью. Ночью она, пожалуй, была даже более насыщенная. Перекликались дозорные, задорно хохотали шлюхи, у костров бывалые воины тоскливыми голосами пели тягучие песни о тяжести ратного труда. Да еще то и дело откуда-то долетал звон стали — негласный запрет на поединки никуда не делся, но никто его особо не придерживался, а потому аристократы из разных королевств охотно пускали друг другу кровь, вспоминая старые фамильные обиды или попросту придумывая новые.

Шеппард как мог боролся с этим злом, но его люди смогли прихватить только тех, кто участвовал в самых первых поединках. Все поняли, что главнокомандующий не разделяет взгляды большинства на высокое искусство благородного поединка, сделали соответствующие выводы и с тех пор если что на месте схватки что и находили, так это только бездыханное тело проигравшего. Свидетелей данного безобразия, понятное дело, тоже не было, все дружно говорили, что они спали и ничегошеньки не слышали.

Только один раз капитану удалось взять одного из таких нарушителей на месте преступления, то есть со шпагой над трупом, но и тут его постигла неудача — поединщиком оказался один из людей юного принца Айгона. Нет, сам принц было даже предложил заключить своего человека под стражу, при всех заявив, что закон есть закон, и он равен для всех. Полагаю, что по молодости лет принц еще верил в то, что мир может стать справедливым в том случае, если все люди будут поступать по закону и совести. Но капитан был человеком опытным и прекрасно понимал, что война кончится и ему придется возвращаться домой, в Миклайт, где его нынешний правильный поступок может быть расценен совсем по-другому, в особенности родными победителя. А они стояли около трона, удачливый боец принадлежал к свите принца неспроста. Там вообще случайных людей не было, только представители родовитых фамилий королевства Айронт. Капитан гвардии пост, конечно, высокий, но не до безумия, если перейти дорогу кому-то не тому, то неприятностей не избежать.

В результате так это ничем и кончилось. Убитого закопали за деревней, на местном кладбище, и утром про него никто даже не вспомнил.

Впрочем, нашу компанию весь этот шум и гам не печалил ни капли. Полтора года в Вороньем замке нас изрядно закалили, мы могли спать в любых условиях, лишь бы было куда голову преклонить, и есть практически все, что можно прожевать. Приверед и неженок среди нас не осталось.

Что до поединков, то тут все было совсем уж просто — нам было на них плевать. Хотят люди бодро уродовать друг друга шпагами — это их дело, каждый живет так, как хочет. Тем более, что нас скучающие аристократы не задевали, более того — демонстративно игнорировали. Мы для них не существовали, особенно те, кто носил до инициации дворянский титул. Они презирали нас, поскольку мы добровольно отринули свое происхождение, забыв о чести семьи, и подались заниматься таким неприглядным делом как магия. Проще говоря — зазорно им было не то что с нами скрестить клинки, но даже и рядом стоять.

До этого мы о подобном не задумывались и с таким не сталкивались, возможно, просто по той причине, что не доводилось нашему брату попадать в места, где столько воинственно настроенных благородных друг перед другом носы дерут. Хотя — непосредственно наша компания в свое время на рыцарском турнире побывала, и ничего, никто нам там глаза не колол тем, какой жизненный выбор мы сделали. Правда, там все-таки праздник был. Ну, и еще там все при деле были — кто на трибуне сидит, во все глаза на происходящее смотрит, кто копьем ближнего своего тыкает. А здесь-то скука невозможная, что еще делать кроме как всякими глупостями заниматься?

Лично меня это не то, что не опечалило, а даже порадовало. Я не большой любитель махания оружием вообще, так что подобное отчуждение могло пойти и мне, и всем нам только на пользу. Тем более, что полным его назвать все равно было трудно.

Кроме кучи вояк, обвешанных железом, в лагере имелись лекари, которые охотно с нами общались, ощущая некоторую родственность профессий, маркитантки и шлюхи, которые не делали никаких различий между благородными, магами и просто солдатами, им было главное наличие у людей в карманах звонких монет, ну и, наконец, собратья по цеху. Хотя последние, увы, оказались не настолько приятными собеседниками, как бы нам того хотелось. Прав оказался наставник, как и всегда.

Причем столкнулись мы с ними довольно скоро, через день после того, как мы прибыли в лагерь. Тот день вообще был богат на события.

Наставник растолкал нас, спящих в пристройке, с рассветом, да еще и отчитал, сказав, что девушки, которые остались в доме, уже встали и хлопочут по хозяйству.

— Что они там могут делать? — удивился Жакоб, звучно зевнув. — Вчера же мы целый день возились, теперь полный порядок везде.

Это было правдой, Ворон накануне где-то пропадал с рассвета до заката, настрого запретив нам покидать дом и двор до того момента, пока он не вернется и не сочтет их пригодными для проживания. В результате мы все сначала дружно убирали наше новое пристанище, а потом еще полдня отчаянно скучали, беззлобно переругиваясь и безумно жалея о том, что с нами нет наших учебников. Отучились мы бездельничать, выбил это из нас наставник. А вот время, напротив, привыкли ценить.