Миф об идеальном мужчине - Татьяна Устинова

Впрочем, все это станет ясно, когда Дима поведет ее вечеромдомой.

Дождь кончился, и водитель “Жигулей” вышел из машины, чтобыразмяться. Диму удивляло, что он и не думал прятаться. Конспирацией он явнообременен не был. Что же это за соглядатай, который торчит перед глазами уобъекта и даже думать не думает, что его могут засечь?

Непрофессионал, наверное.

Себя Дима считал профессионалом.

Как там дела у мужиков… и дам, подумал Дима, вспомнив ОлюДружинину. Наверняка уже что-нибудь нашли. Какие-нибудь нитки, зацепки. Следы.Улики. Доказательства. Как там его, Димин, свидетель, который вполне могоказаться убийцей? Небось майор Ларионов уже давно на Петровке, пьет свой кофе,загадочно молчит и точно знает, кто убил Сергея Мерцалова.

От этой мысли Дима опять рассердился и расстроился.

Ну какого черта все работают, а он караулит аптеку?! Пустьбы Полевой караулил, чем он лучше Димы? Так нет, Полевого майор отправил надело, а Диму – в машине сидеть, будь оно все проклято!

Водитель “Жигулей” дошел до угла, где тихий Воротниковскийпереулок вливался в бушующее Садовое кольцо, и купил в киоске газету илижурнал. Диме со своего места не было видно, что именно.

Должно быть, они подкованные ребята, эти соглядатаи. Целыйдень читают.

Диме тоже захотелось выйти из машины. Хоть подышать, что ли.Того и гляди снова дождь пойдет. Вздыхая, Дима выбрался из кресла, захлопнулдверь и подождал, когда свистнет сигнализация, запирающая все двери. Невыпуская из виду соглядатая и аптечную дверь – вдруг рыженькой придет в головууйти пораньше, – он втиснулся в стеклянную коробку, где висел телефон.Приседая, потому что телефон был приделан слишком низко, он набрал номер. Никтоне отвечал, и он понял, что оправдались все его худшие подозрения. Сослуживцыеще не возвращались, следовательно, работа шла полным ходом. У Димы былосвоеобразное представление о работе. Он был твердо уверен, что работать вкабинете так же глупо, как, например, писать романы. Настоящая работа – этопоиск, охотничий азарт, быстрота перемещения и добыча фактов, которые вкабинете никак не добудешь.

Ну вот. Все добывают, а Дима с утра в Воротниковскомпереулке сидит, и неизвестно, сколько еще просидит.

Как следует разозлившись, он подумал и набрал еще одинномер.

Трубку сняли сразу же, но Инки дома не было. Ее мать оченьхолодным голосом сообщила Диме, что Инка еще в университете и будет оченьпоздно, у них там какой-то праздник букваря. Если вообще будет.

– Она может… не приехать совсем? – не удержавшись, спросилДима, и собственный голос показался ему отвратительным – просительный, тонкий.Дурацкий какой-то голос.

– Вполне, – сказала Инкина мать со спокойным злорадством. –Она меня даже предупредила, чтобы мы ее не ждали. Впрочем, она будет звонить.

Дима с силой вдвинул трубку в аппарат и выбрался изстеклянного саркофага.

Зря он позвонил. Придурок.

Сидел бы в машине и мечтал о том, как вечером онивстретятся. Знал же, что ее мамаша с папашей терпеть его не могут. Хотя,собственно, почему они должны его терпеть? У них с Инкой свои дела, своя жизнь,они оба взрослые умные люди и будут делать то, что считают нужным…

Он убеждал себя и не слишком себе верил.

Инкин отец руководил какой-то строительной фирмой, процветали собирался процветать дальше. Инка недавно хвасталась, что он получил подряд –или как там это называется – на ремонт целой кучи административных зданий,принадлежащих мэрии или еще кому-то, столь же всесильному. Он был шумный,краснолицый, громогласный. Когда он говорил, необходимо было молчать и смотретьему в рот. Диме это было противно. В его семье все было по-другому. Впрочем, вего семье и подрядов от мэрии никто не получал. Инкина мать относилась к Диме свысокомерием генеральши, которая не желает выдавать дочь замуж за лейтенанта.

Дима не подходил им ни по каким критериям. Зарабатывал мало,жил с родителями, перспектив – никаких. Всего богатства – новенькая черная“девяточка”, которую Дима обожал и которую ему подарил брат, отъездив на неймесяца три. Потом она ему надоела, и он купил “Тойоту”, а “девятку” отдал Диме,за что Дима был ему несказанно благодарен. Брат был компьютерный гений,зарабатывал несметные, по Диминым понятиям, деньги и всю жизнь делал что хотел.

“Мне повезло, – говорил он. – Я как Фрэнк Синатра. Делаю то,что мне нравится, и мне еще за это платят”.

Дима тоже был как Фрэнк Синатра, но к нему относилась толькопервая часть бессмертного изречения.

Зачем он позвонил?!

Весь остаток дня, вместо того чтоб худо-бедно работать, онбудет думать, у кого Инка собралась ночевать. Или наврала мамаша?

Черт, зачем он позвонил?!

Впрочем, он же не страус. Голову в песок он прятать нестанет. Лучше уж все знать, чем пребывать в идиотской уверенности, что ты нужени любим.

Или не лучше?

Дима сел в машину и сунул в рот осточертевший леденец откашля. На этот раз оранжевый. Леденец захрустел на зубах, превращаясь в мелкие,как будто стеклянные, осколки.

Он не будет думать об Инке. И вечером не будет звонить ипроверять, где она. Он будет думать о Сергее Мерцалове и о том, кто его убил, авечером на Петровке он поразит их всех своими потрясающими логическимивыводами.

Данных маловато, но чтобы занять голову – хватит.

Где же она собралась ночевать?..

Информация, которую он получил от Бориса, оказаласьнеутешительной.

– Да ты что? – спросил шеф с другого конца света, авпечатление было такое, как будто он сидит за стенкой и разговаривает помобильному потому, что ему лень встать и открыть дверь. – Неужели убили?

– Убили, – подтвердил Юрий Петрович. – Женька своими глазамитруп видел.

– Во дела! – хохотнул в трубку шеф. – Что бы это значило, незнаешь?

В данный момент Юрию Петровичу больше всего на светехотелось знать, что бы это значило, и он подозревал, что шеф-то как раз в курсесобытий.

– Женька как его узнал, так драпанул оттуда, как немециз-под Москвы, – сказал Юрий Петрович осторожно. – Его, конечно, ментымоментально найдут, если еще не нашли. Ну, – я его проинструктировал.

– Молодец, – похвалил шеф таким тоном, что у Юрия Петровичавстали дыбом волосы на затылке. Он был бы неприятно удивлен, если бы в этотмомент вспомнил, что точно таким же тоном он сам еще вчера разговаривал ступоумным Женькой. – Это ты все придумал?

– Что? – переспросил Юрий Петрович.