Скептик. Рациональный взгляд на мир - Майкл Шермер

Двигатель самооправдания – когнитивный диссонанс, «состояние напряжения, когда у человека есть две мысли, два убеждения или мнения, которые не согласуются друг с другом психологически, – объясняют Теврис и Аронсон. – Диссонанс создает психологический дискомфорт – от небольших неудобств до глубоких мук. Люди не могут вздохнуть с облегчением, пока не найдут способ снять его». Именно в процессе снятия когнитивного диссонанса запускается двигатель самооправдания.

Леон Фестингер впервые открыл когнитивный диссонанс, исследуя культ НЛО, последователи которого верили, что корабль с планеты Кларион прилетит 20 декабря 1954 г. и унесет их в безопасное место, а на следующий день наступит конец света. Когда судный день настал и прошел без происшествий (и без корабля), предсказание Фестингера сбылось: те последователи культа, которые пожертвовали больше всего – уволились с работы, ушли из семей, раздали все вещи, – меньше всего были способны признать ошибку. Более того, когда ничего не случилось, эти истинно верующие объявили, что именно их непоколебимая вера спасла мир. Диссонанс устранен!

Ошибочное осуждение и смертный приговор – предельный пример когнитивного диссонанса. С 1992 г. организация Innocent Project спасла от смертного приговора 188 человек. «Если бы мы рассматривали приговоры о тюремном заключении с тем же вниманием, какое посвящаем приговорам смертным, – говорит Сэмюел Гросс, профессор права Мичиганского университета, – то в последние 15 лет были бы отменены не 255 несмертных приговоров, а более 28 500». Что же приводится в качестве самооправдания для снятия такого диссонанса? «Вы оказываетесь в системе и становитесь очень циничными, – объясняет Роб Уорден, профессор права Северо-Западного университета. – Люди лгут вам на каждом шагу. Потом вы разрабатываете теорию преступления, и она приводит к так называемому туннельному зрению. Спустя много лет появляются неопровержимые доказательства, что этот парень был невиновен. И вы сидите и думаете: "Минутку. Либо эти неопровержимые доказательства ошибочны, либо неправ я – а я не могу быть неправ, я же хороший парень". Я наблюдал этот психологический феномен не раз».

Что происходит в тех редких случаях, когда кто-то говорит: «Я был неправ»? Как ни странно, его прощают, и уважение к нему возрастает. Представьте, что было бы, если бы президент Джордж Буш публично сказал следующее:

Популярность Буша взлетела бы до небес, как и уважение к его таланту глубоко мыслящего руководителя, готового изменить мнение, столкнувшись с новыми обстоятельствами. У нас есть пример – именно это случилось с президентом Джоном Кеннеди после провала вторжения на Кубу в заливе Кочинос, когда он публично произнес приведенные выше слова.

Дополнение: к окончанию войн в Ираке и Афганистане погибли 5281 американский солдат и 1432 других сотрудника, общее число жертв составило 6717. По отчету Школы государственного управления Джона Кеннеди при Гарвардском университете 2013 г., общие затраты на обе войны составили от $4 до $5 трлн. Из 1,6 млн военнослужащих, участвовавших в конфликтах на протяжении десятилетия, более чем половине пришлось оказывать медицинскую помощь и предоставить право на получение пенсии до конца жизни, что добавит в счет за войны, по оценкам отчета, еще $836 млрд. При такой цене ошибка невозвратных затрат не будет устранена еще долгие десятилетия.

Столетняя история «антропологических войн» вокруг истинной природы человека ознаменовалась очередным сражением. Журналист Патрик Тирни в получившей широкий резонанс книге с драматичным названием «Тьма в Эльдорадо: Как ученые и журналисты разорили Амазонию» (Darkness in El Dorado: How Scientists and Journalists Devastated the Amazon) якобы раскрыл «лицемерие, извращения и гуманитарные преступления, совершенные во имя науки, и показал, что междоусобные войны племен яномамо были на самом деле спровоцированы визитами чужаков, которые искали „свирепый“ народ, существующий в основном в воображении Запада».

Объект нападок Тирни – Наполеон Шаньон, чье этнографическое исследование «Яномамо: свирепый народ» стало самой продаваемой книгой по антропологии. Для подкрепления своей концепции Тирни не жалеет слов, представляя Шаньона как свирепого антрополога, который видит в яномамо лишь отражение самого себя. Социобиологические теории Шаньона о том, что самые агрессивные и жестокие мужчины имеют больше всего сексуальных контактов, а значит, передают гены «свирепости», по словам Тирни, не более чем окно в сладострастные позывы самого Шаньона.

Правда ли, что яномамо – «свирепый народ»? Или они «сексуальный народ», как описывает их французский антрополог Жак Лизо, другая мишень для Тирни? Все дело в том, как сформулировать вопрос. Людей не так легко втиснуть в такие четкие категории, как «свирепые» или «сексуальные». Мы явно и то и другое (и много чего еще), природа и сила поведенческих проявлений зависит от массы биологических, социальных и исторических переменных. Шаньон это понимает. Тирни – нет. «Тьма в Эльдорадо» не выдерживает критики не только потому, что автор неточно передал историю (в книге бесчисленное количество фактических ошибок и намеренных искажений), но и из-за принципиального непонимания научного процесса и разницы между отдельными свидетельствами (на которых основана эта книга) и статистическими тенденциями (на которых строится книга Шаньона).

Бесспорно, Тирни – хороший рассказчик, но из-за этого его выпады в адрес науки особенно возмутительны. Поскольку люди – живые существа, умеющие рассказывать, нас легче убеждают драматичные истории, чем сухие данные. Надо признать, что многие из его рассказов бесили меня… пока я не докапывался до источников. Например, я прочел классическую работу Шаньона и обнаружил, что у четвертого издания нет подзаголовка. Называл ли вообще Шаньон яномамо «свирепыми людьми»? Нет. Он понял, что слишком многие не смогут продвинуться дальше ярлыков и постичь сложное и тонкое разнообразие каждой человеческой популяции, а также «способны счесть, что "свирепость" несовместима с другими чувствами и качествами – состраданием, справедливостью, честью и т. п.». Как Шаньон замечает в первой главе, яномамо «одновременно миротворцы и храбрые воины». Как и у всех людей, у яномамо есть обширный спектр ответов на социальные взаимодействия и контексты.

Тирни обвиняет Шаньона в использовании яномамо как аргумент в пользу социобиологической модели агрессивной природы человека. Но первоисточники показывают, что выводы Шаньона не столь однозначны. Даже на последней странице главы о конфликтах яномамо Шаньон задается вопросом о «вероятности того, что люди на протяжении своей истории строили политические отношения с другими группами на захватнических либо религиозных и альтруистических стратегиях с учетом затрат и выгод того и другого». Он заключает: «Мы можем принять любую из этих стратегий». Это непохоже на речи закоснелого догматика, помешанного на стремлении осудить человечество.