Скептик. Рациональный взгляд на мир - Майкл Шермер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чарльз Дарвин в записной книжке на «М», где он сделал первые наброски теории эволюции вскоре после возвращения домой из пятилетнего кругосветного путешествия, оставил такую запись: «Кто понимает бабуина, тот больше продвинулся в метафизике, чем Локк». Наука показывает, что любовь – это зависимость сродни наркотической, доверие приносит удовольствие, а от сотрудничества мы чувствуем себя лучше. Эволюция создала эту систему вознаграждения, потому что она увеличивала нашу выживаемость как социальных приматов. Кто понимает Дарвина, тот больше продвинулся в политической философии, чем Джефферсон.
Новой науке о счастье нужна историческая перспектива
Представьте, что у вас есть выбор: зарабатывать $50 000 в год, когда другие получают $25 000, или зарабатывать $100 000 в год, когда другие получают $250 000. Цены на товары и услуги одинаковы. Что вы предпочтете? Удивительно, но исследования показывают, что большинство людей выбирают первый вариант. Генри Менкен съязвил: «Богатый человек – это тот, кто зарабатывает на $100 в год больше, чем муж сестры его жены».
Это, казалось бы, нелогичное предпочтение – лишь одна из загадок, которые пытается разрешить наука. Почему же счастье так легко ускользает от нас в современном мире? Недавно вышло несколько книг об исследованиях в этой области, но, на мой скептический взгляд, глубокий исторический анализ в конечном итоге наиболее информативен.
Ричард Лэйард, экономист Лондонской школы экономики, описал в книге «Счастье» (Happiness) такой парадокс: мы не стали счастливее несмотря на то, что средний доход вырос более чем вдвое с 1950-х гг. и «у нас больше еды, одежды, машин, более просторные дома, более эффективное центральное отопление, более частые отпуска за границей, более короткая рабочая неделя, более приятная работа, а главное, мы здоровее». Как только среднегодовой доход переваливает за $20 000 на душу, прибавка к зарплате перестает прибавлять счастья. Почему? Во-первых, примерно наполовину наша склонность к ощущению счастья или несчастья зависит от генов. Во-вторых, наши желания соотносятся с тем, что есть у других, а не с какой-то абсолютной мерой. Что же делать? Государству проще устранить невзгоды, чем усилить ощущение счастья. Если мы сможем свободно обмениваться товарами и услугами на крупных и хорошо информированных рынках, где никто ни на кого не оказывает влияния, кроме как в процессе добровольного обмена, и где соблюдаются условия контрактов, то результат будет идеальным: «каждый станет счастливым, насколько это возможно, чтобы не мешать счастью других».
Как пишет Грегори Бернс, психолог из Университета Эмори, в книге «Удовлетворение» (Satisfaction), счастье лучше отождествлять с удовлетворением, а не с удовольствием, поскольку в погоне за удовольствием мы оказываемся на бесконечной беговой дорожке наслаждений, которая парадоксальным образом делает нас несчастными. «Удовлетворение – это эмоция, в которой запечатлена исключительно человеческая потребность придавать значение собственным действиям, – заключает Бернс. – Удовольствие можно получить по воле случая – выиграть в лотерею, родиться с генами жизнерадостного характера, жить в обеспеченной семье. Но удовлетворение может возникать только в результате сознательного решения что-то сделать. И в этом вся разница, потому что вы можете считать своей заслугой и брать на себя ответственность лишь за собственные действия».
Дэниел Гилберт, психолог из Гарварда, препарирует нашу психику еще тщательнее в книге «Спотыкаясь о счастье»[56], где он утверждает: «Человек – единственное живое существо, которое думает о будущем». Счастье во многом зависит от мыслей о том, что сделает нас счастливыми в будущем (а не от того, что приносит счастье сейчас). Гилберт показывает, что мы не очень сильны в таком предвидении. Так, большинство из нас думают, что разнообразие – соль жизни. Однако в эксперименте, где испытуемые предполагали, что предпочтут разнообразные закуски, когда доходило до реального поглощения закусок на протяжении нескольких недель, группа без разнообразия сообщала о большем удовлетворении, чем группа с разнообразным столом. «Прекрасное прекраснее всего, когда случается впервые, – объясняет Гилберт, – а от повторения впечатление тускнеет». Проблема отчасти в том, что мы, пытаясь предугадать будущий источник счастья, плохо помним, что приносило нам удовольствие в прошлом. Один мой холостой друг как-то признался: «Наконец-то я провел выходные так, как холостяки проводят каждые выходные в представлении женатых». Память больше похожа на монтажный аппарат, чем на магнитофон, и если мы плохо помним прошлое, то неточно предсказываем и будущее. Дорога к несчастью вымощена ложными воспоминаниями.
Гилберт также с мрачным юмором замечает, что такое привыкание даже к изобилию прекрасного экономисты называют снижением предельной полезности, а семейные пары – жизнью. Но если вы считаете, что смена сексуальных партнеров разнообразит жизнь, вы ошибаетесь: согласно исчерпывающему исследованию, опубликованному в книге «Социальная организация сексуальности» (The Social Organization of Sexuality), в браке люди больше занимаются сексом, чем будучи холостыми… и чаще достигают оргазма. Если говорить точнее, то 40 % моногамных женатых пар занимаются сексом дважды в неделю, а среди одиночек – лишь 25 %; женатые пары с большей вероятностью достигают оргазма во время секса; и практически во всех случаях мужчины, у которых только один партнер, занимаются сексом больше, чем те, у кого партнеров несколько.
Историк Дженнифер Майкл Хект подчеркивает это в книге «Миф о счастье» (The Happiness Myth). В глубокой исторической перспективе она показывает, как сильно исследования счастья зависят от эпохи и культуры. По ее словам, «основные современные представления о том, как быть счастливым, – полная чушь». Возьмем секс. «Если вы один из множества людей, которые в какой-то момент жизни чувствуют себя сексуально ненормальными, подумайте о том, что век назад гетеросексуальная супружеская пара с космополитическими светскими ценностями, имевшая три раза в неделю хороший секс, скорее всего, стыдилась этого и тревожилась». И напротив, «век назад средний мужчина, у которого три года не было секса, мог гордиться своим здоровьем и воздержанием, а женщина радовалась бы десятилетнему воздержанию».
Большинство исследований счастья опираются на самоотчеты, и Хект подчеркивает, что век назад люди, скорее всего, ответили бы на вопросы о счастье совсем иначе, чем сегодня. Применение научных методов к поискам счастья – бальзам на душу человека вроде меня, которого обвиняют в чрезмерном наукообразии. Я прочел множество книг на эту тему, и больше всего информации мне дал исторический анализ: этот экскурс в далекое прошлое приводит к мысли, что многое в данной науке зависит от времени.
Что же, согласно последним сведениям, приносит счастье? Социальные связи (коллеги, друзья, брак), доверие к людям (друзьям, семье, незнакомцам), доверие к обществу (экономике, правосудию, правительству), религия и духовность (молитва, медитация, позитивная психология) и просоциальное поведение (помощь бедным, волонтерство). Что приносит несчастье? Развод, безработица, потеря статуса, депрессия, бедность (как заметил Вуди Аллен, «деньги лучше бедности, хотя бы из финансовых соображений»).