Год Крысы. Видунья - Ольга Громыко

— Вот получу за тебя награду и куплю новое, — с вызовом пообещала она. — В ромашки, как у купеческой дочки.

— Я же говорю — дура, — презрительно ощерился крыс.

Рыска решила не спорить с вредным животным и, развязав торбу, стала выкладывать из нее поздний ужин. Сырный клин завалился на самый низ и превратился в блин, но так было даже удобнее ломать.

— Ты есть хочешь?

— А дашь? — устало отозвался крыс.

Рыска с готовностью отщипнула кусочек хлеба и протянула твари.

Сам по себе укус был быстрым и почти безболезненным, но кровь хлынула как из перерезанной глотки. Потекло по руке, закапало на траву, а самое мерзкое — в висках звенел глумливый смех, крысиные глазки торжествующе посверкивали.

— Вот дрянь! — Девушка кинулась к роднику, сжимая палец здоровой рукой. В воде крови казалось еще больше, быстрое течение лентой растянуло ее вдоль берега. Прошло несколько минут, прежде чем поток иссяк и Рыске удалось нормально рассмотреть рану. Нижние, игловидные зубы оставили две точки, окруженные пятнышками синевы, зато верхние насквозь пробили и разворотили ноготь. Когда девушка пошевелила пальцем, обломки ногтя больно царапнули друг о друга, и ранка снова начала кровить.

— Зачем ты это сделал?! — обернувшись к крысу, обиженно рявкнула Рыска. — Я же тебе помочь хотела!

— Да неужели? А я-то думал — побоялась, что с голоду сдохну.

Девушка чуть смутилась:

— А это разные вещи?

— Я мечтаю о смерти уже месяц, а ты испоганила такую прекрасную возможность.

— Что ж ты тогда так жалостливо пить просил?

— Я бредил.

— Ну извини, я не поняла, — огрызнулась Рыска.

Нажевав подорожника, девушка обложила им палец и обмотала тряпочкой. Боль уползла вглубь, как змея в нору, выстреливая оттуда при малейшем движении.

Надо все-таки покормить этого подлеца, а то как бы и впрямь не помер. Пришлось наколоть хлеб на палочку, однако крыс презрительно от нее отвернулся.

— Ты же хотел! — удивилась девушка.

— Что я хотел, то уже сделал. — Тварь мстительно облизнулась.

— А как тебя путник кормил?

— Поди у него спроси.

— Ну и спрошу, — неуверенно пригрозила Рыска. — Приеду в город и сразу тебя в Пристань сдам.

— Приедь сначала.

— А что?

Но крыс то ли счел, что и так наговорил лишнего, то ли совсем ослабел и закрыл глаза, оканчивая разговор.

* * *

Под утро Рыске приснился кошмар: та же поляна, только вместо нетопыря на ней лежит огромная, полусъеденная крыса. Девушка пятится, но ноги еле слушаются, а крыса внезапно открывает выклеванные глаза, переворачивается и с булькающим хрипом ползет к Рыске на передних лапах, борона обглоданных ребер царапает землю, а позади красными червями волочатся внутренности… Рядом возникает Цыка, с вилами в руке, и начинает остервенело пырять крысу в голову, шею, бок, а та все ползет, ползет, ползет, хрипит и ухмыляется…

— Убей ее!!! — проснулась девушка от собственного вопля. Сердце невпопад скакало в груди. На поляне было уже светло, сытая и отдохнувшая корова жевала жвачку под деревом.

Рыска повернула голову и ахнула: полудохлый крыс как-то сумел перевалиться через камень и почти доползти до костра. Когда девушка, вскочив, без раздумий схватила тварь за хвост и вздернула на воздух, та завизжала так, словно ее не спасли, а, наоборот, убивают.

— Ты что делаешь?!

Крыс, не отвечая, качнулся на хвосте, пытаясь дотянуться до Рыскиной руки. Ему это вряд ли бы удалось, но девушка с визгом разжала пальцы и отскочила. Пленник упал на траву, и девушка тут же набросила на него мешок, не давая повторить попытку самосожжения.

— Дря-а-ань… — отчаянно простонала тварь. — Паскудная девка…

— Сам ты паскудный! — Рыска закатила крыса обратно в гнездо. Руки здорово тряслись. Пламени в костре уже не было, только раскаленные угли. Испекся бы на них, как картошка, медленно и мучительно.

Пленник больше не пытался дергаться, лежал и тяжело дышал, посвистывая окровавленным носом. Несмотря на боль в опухшем за ночь пальце, разозлиться на него толком не удавалось.

— На, — девушка отщипнула кусочек сыра и кинула крысу под нос, — не дуйся.

Тот оскалился, не прикасаясь к подачке.

— Так и будешь голодать?

Тварь с трудом перевернулась на другой бок, спиной к Рыске.

Девушка поела сама и собралась, все еще переживая страшный сон. Залила костер, хотела снова выломать рогатинки, но осознала, что терять нечего — палец уже укушен. Улучив момент, Рыска цапнула крыса за кончик хвоста и забросила в торбу; тварь только коротко матюгнулась.

Сегодня дорога была куда оживленнее. Чуть ли не раз в лучину Рыску обгоняли или разминались с ней телеги и всадники, один раз даже карета с задернутыми окнами проехала. День Бабы миновал, и люди с облегчением вернулись к работе.

Встречные вели себя по-разному — некоторые словно не замечали девушку с коровой, один расфуфыренный молодец на черной как смоль корове даже махнул на Рыску плеткой, чтобы резвей убиралась с дороги. Другие, особенно пожилые дядьки-возницы, пытались познакомиться и поболтать, но скупые неохотные ответы быстро их остужали. Вообще-то Рыска была не прочь скрасить дорогу, а то и напроситься на телегу, однако после случая в веске связываться с чужаками боялась.

Крыс тоже вел себя подозрительно тихо, и последние две лучины девушка смотрела почти исключительно на неподвижную торбу.

— Эй, Рыжик, ты еще живой? — Рыска, не выдержав, оттянула краешек и заглянула внутрь. Лежащий на боку крыс с отвращением разлепил глаз:

— Не называй меня Рыжиком.

— А как?

— Никак.

— Но должна же я к тебе как-то обращаться!

— Обращайся без имени.

— Мне так неудобно.

— Ну надо же. За хвост ей меня поднимать удобно, а хамить — нет. — В мысленном голосе отчетливо послышался сарказм.

— Ты кусайся побольше, еще не за такое подниму.

Пленник вяло ощерился. Если уж девушке дорога казалась скучной, то болтающемуся в торбе крысу и подавно. Разругаться до гордого молчания обоим не хотелось.

— Может, у тебя уже есть имя? — зашла Рыска с другой стороны.

— Может.

— А какое?

— Не твое дело. Придумай другое.

— Я и придумала!

— Собачью кличку.

— А ты хотел крысиную?