Тайна дома Морелли - Маленка Рамос

– Ma petite, c’est terrible[2], – повторял он.

– Не вздумай забрать мою дочь… – попыталась сказать она, но голос звучал чуть слышно, слов было не разобрать.

Он посмотрел на нее возмущенно. Вскочил, напряженно и растерянно размышляя над ее словами. Устремил на нее глаза, полные слез и скорби. А затем исчез и не появлялся вплоть до этой ночи.

А что, если она, Мэри Энн, была причиной всех этих бедствий? И это по ее вине в какой-то момент, на первый взгляд ничего особенного не значащий, призрак, или чем он там был на самом деле, задумал совершить свои злодейства? Сомнения и тайные переживания преследовали Мэри Энн много дней подряд. В тот момент, когда она закрыла за собой калитку, они терзали ее так же, как и все прошлые дни. Алан вышел на крыльцо и смотрел на нее так, словно она – святая, появившаяся внезапно посреди холодной туманной ночи.

– Мэри, – воскликнул он. – Ты давно здесь, в саду? Входи, погрейся.

Мэри Энн сообразила, что прошло уже довольно много времени с тех пор, как она вышла на улицу, размышляя о случившемся. Она думала о нем так спокойно и безмятежно, как ни разу до сих пор.

– Я шла за Элизабет… – она взглянула на часы, – но сейчас еще слишком рано. Хотела узнать, не проводишь ли ты меня.

Алан нахмурился.

– За Элизабет? А где она?

– У Джима Аллена. Она собиралась зайти к нему, поболтать про книжки и взять автограф.

Алан покачал головой и пропустил ее внутрь.

– Ну и ну… А тебя не пугает, что девочка один на один с мужчиной? Мы ведь не слишком много о нем знаем. Он кажется хорошим человеком, и все же мужчина – это мужчина, и…

– Алан, – воскликнула Мэри Энн насмешливо и чуточку устало. – Моя дочка не глупая. Уверена, что его общество окажет на нее благоприятное влияние. Не знаю, поймешь ли ты меня. Общение с этим писателем – единственное, что делает ее в последнее время счастливой. Ты бы видел, как меняется ее лицо, когда она говорит о нем…

– И все-таки он мужчина, Мэри, – настойчиво повторил он. – А она – маленькая женщина. Если он охоч до этого дела, она покажется ему легкой добычей.

Мэри Энн улыбнулась. Такой поворот событий не приходил ей в голову.

– Что-то в этом Джиме Аллене внушает мне доверие.

– Да, мне тоже. И все-таки…

Алан помог ей раздеться, повесил пальто на вешалку у двери. Они прошли в гостиную, где он только что растопил камин. Напротив камина – кипа старых газет. Кочерга, прислоненная к одному из кресел. Мэри Энн вспомнила последние слова, произнесенные Аланом в спальне: «Если я обниму тебя прямо сейчас, я пропал, Мэри».

– У тебя красивое платье, – сказал он. – Надеюсь, ты надела его не для того, чтобы поразить воображение Джима Аллена.

Он обернулся и внимательно посмотрел на нее. В это мгновение Мэри Энн испытала чувство, которое еще ни разу не замечала за все время, проведенное с ним рядом: безусловную любовь, благодарность за ту заботу, которой он ее окружал.

– Не говори глупостей, – она с трудом выдержала его пристальный взгляд. Слишком долго находилась она под действием таблеток, а постоянная острая боль не позволяла видеть свет, струящийся между ними. Она не чувствовала себя достойной его любви, особенно помня то, что происходило с ней между сном и явью. Как объяснить этому человеку, что ее преследует странное существо, которое вытягивает из нее все самое темное? Что по его вине она потихоньку ото всех рыдает, чувствуя себя оскверненной, гадкой? – Ты же знаешь, какая я.

Он молча уселся с ней рядом. Под его взглядом она почувствовала себя неловко.

– Я сделаю это, Мэри, – твердо произнес он. – И ничто на свете не сможет мне помешать. Ни это существо, ни отчаяние, ни какая-нибудь катастрофа, которая разразится как раз в этот момент. Я всего лишь хочу, чтобы ты это знала.

– А что ты собираешься сделать? – растерялась Мэри Энн.

Впрочем, она все понимала. Алан склонился к ней, взял обеими руками ее лицо и страстно поцеловал, не давая времени разобраться, что к чему, что-нибудь сказать или хотя бы пошевелиться. До чего же сладкими были его губы, как нежно и осторожно обнял он ее за талию, покрывая лицо поцелуями. Все было так, как она себе представляла. Мэри Энн закрыла глаза и отдалась ему. Впервые за много лет ей не было ни больно, ни страшно.

Проснулась она через час в кровати Алана, завернутая в одеяло. В комнате было полутемно. Сидя в кресле перед окном и прижав к губам кулак, Алан неподвижно любовался городом. Маленькая лампа на одном из столиков мягко освещала его фигуру.

Он обернулся, и Мэри Энн стало жутко. Тени причудливо падали на его лицо, и его глубокий неподвижный взгляд показался ей холодным, чужим.

– Когда это, ты говоришь, началось? – спросил он, не меняясь в лице.

Мэри Энн опустила глаза. Она пригнула голову и уткнулась в плечо: ей хотелось куда-нибудь спрятаться.

– Мэри?

– Какая разница, – вздохнула она и зарылась головой в подушки. Она услышала шаги по ковру, почувствовала руки, пытавшиеся повернуть ее лицом к нему.

– Мэри… Мэри… – шептал он, покачивая ее. – Ты должна все мне рассказать, Мэри. Все объяснить. Потому что в противном случае я не смогу тебе помочь.

Алан встревожился не на шутку. Она всегда знала, что, если однажды настанет день, когда она ему отдастся, он непременно заметит отметины, которые подолгу оставались на ее теле. Он откинул одеяло, которое она держала обеими руками, и раздвинул ей ноги. От стыда и смущения она задрожала.

– С каких пор это у тебя? – в отчаянии повторил он свой вопрос, коснувшись пальцами едва различимых синяков, которые к этому времени пожелтели и стали почти прозрачными.

– С тех пор как Пенни… с тех пор как ей стало хуже.

Алан сжал зубы. Лицо его сделалось собранным, жестким. Он отодвинулся от Мэри Энн. Она чувствовала, что он вне себя: ясный, практичный ум материалиста отказывается вместить в себя все эти сведения, он растерян и… сейчас он ее, возможно, ненавидит.

– Я не могу от него защититься, – всхлипнула она. – Я в этот момент отключаюсь. Он приходит во сне… Приходит и накидывается на меня! Он говорит мне ужасные вещи, Алан! Про тебя, про меня, про все, о чем мы думаем, чего желаем. А главное, я боюсь: вдруг с Элизабет начнется то же самое!

Алан задержал дыхание и посмотрел на нее в глубочайшем смятении. Он был полураздет, мышцы его тела дрожали, словно каждое произнесенное ею слово вонзалось в него глубоко и болезненно, подобно кинжалу.

– Я не позволяла ему проделывать такое со мной.

– Господи, Мэри Энн, – воскликнул он. – Неужели ты считаешь, что я тебя в чем-то виню? Что презираю тебя за то, что ты стала жертвой какого-то явления, от которого я даже не могу тебя защитить? Ты правда так думаешь? Поэтому ты так холодна?