Эверест - Тим Скоренко

И да, чуть не забыл. Я спал с Вирджинией Вулф. Но не читал ни одного из ее романов, хотя она издала целых три. Она была хороша. Как женщина, конечно. Тогда она была не Вулф, а Стивен. Она и сейчас хороша. Но сейчас она – писатель. Это несовместимо.

Когда ты умираешь, перед тобой проносится вся жизнь. Звучит заезженно. Все воспринимают это как фигуру речи. Ты прыгаешь из окна и за три секунды вспоминаешь всё. Любовь, работу, детей, переезды. Так? Видимо, у кого-то – так. У меня получается иначе. Я застыл во времени. Ледоруб, которым я пытаюсь зацепиться за скалу, отскочил в сторону вечность назад. Он медленно движется к моей голове. У меня еще полно времени до того момента, когда он раскроит мне череп. Сломанную ногу я положил на здоровую: не больно. Пока я сползаю вниз, я возвращаюсь в каждый отдельный момент своей жизни. Мне не тридцать семь. Мне семьдесят пять. Это сладостное удвоение. Я не просто вижу каждое мгновение, я переживаю его заново. Вот я сижу на том самом ужине у Клаттон-Брока, и я вижу ее, и я понимаю, что не могу оторвать от нее взгляда. Я должен поговорить с ней после. Потом я должен увидеть ее снова. Потом я должен написать ей письмо. Не настоящее. Такое, какое она хочет видеть. Потом она должна стать моей женой. Потом у нас рождаются дети – раз, два, три. Потом я в очередной раз иду наверх.

Тот человек, который влюбился в Рут, – это не я. Того человека, писавшего любовные письма, романтика и остроумца, больше нет. Его звали не Джордж Мэллори. Я не знаю, как его звали. Он просыпается во мне в палатке по вечерам. Горит свеча, я пишу очередное письмо. Точнее, он пишет. Меня в этот момент нет. Настоящий я скрывается значительно глубже. Он открывает глаза в горах. Он выходит из комы после 18 000 футов.

Проще всего привести сравнение двух Джорджей в виде таблицы.

И так далее. Сейчас я – второй. Но жизнь течет внутри меня, и потому первый тоже имеет вес. Значит, нас все-таки двое. Поэтому я буду говорить: мы. Мы, Джордж Мэллори. Оба они сражаются за мое тело, и никто не может одержать победу. Иногда я буду говорить: я, Джордж Мэллори. В таком случае речь идет о втором. Иногда я буду говорить: он, Джордж Мэллори. В таком случае речь идет о первом.

Я вспоминаю некоторые письма первого. Они звучат глупо. Все в них – неправда. По крайней мере для меня. Они слишком вычурны. Слишком литературны, чтобы быть объективными. Судите сами.

Но вообще-то я не хочу говорить о горе́. Вы всё знаете о ней и без меня. Вон она, перед вами. Вы видели ее на картинках – чего вам нужно еще?

Я буду говорить о Стелле. Сам себе. Эти последние секунды, оставшиеся до падения, я буду говорить о Стелле. Хотя, конечно, собьюсь. Конечно, вспомню об Эндрю. Конечно, вернусь к горе. Я ни разу не вспомню только одного человека. Мою дорогую Рут. Мою любовь. Иллюзию, предназначенную для других. Смотрите, у меня есть жена. Смотрите, вот мои дети. Смотрите, я нормальный. Ты слышишь, Стелла, я – нормальный. Мы смеемся. Оба смеемся.

Нью-Йорк, 1923 год. Я на пресс-конференции, посвященной грядущему восхождению. Позади две экспедиции, приходится говорить и о них. Типовые вопросы журналистов, не понимающих ровным счетом ничего. Поднимается рука, еще рука, еще. Скажите, Джордж, было трудно? Джордж, а сколько времени там можно дышать без баллона? Джордж, а вы не боитесь погибнуть? Тьфу, пустота.

Поднимается очередная рука. Я делаю хорошую мину. Нельзя быть альпинистом здесь. Здесь нужно быть дипломатом. Выпускником университета. Встает красивая женщина, на вид – моя ровесница. Изящная, элегантная. Около губ – тонкие складки. Высокий лоб. Пронзительные глаза. Сейчас спросит какую-либо глупость. Сколько яков потребуется для экспедиции? Что помешало подняться в первый раз. Неужели там совсем нет воздуха?

В каких отношениях вы состояли с Дунканом Грантом, спрашивает она. Мое сердце сжимается. В дружеских, уверенно отвечаю я. Она улыбается – вежливо, делает вид, что записывает ответ. А с Джеймсом Стрейчи? На нее оборачиваются. Кто вы такая, читается во взглядах. Суфражистка, наглая тварь, изысканная кобра. В дружеских, повторяю я. Я бы хотела взять у вас эксклюзивное интервью. Подойдите ко мне после пресс-конференции.

Она выходит. Ей неинтересна экспедиция, количество баллонов с кислородом, выбор участников и маршрут. Я работаю на инстинктах. Отвечаю невпопад. С трудом дожидаюсь окончания.

Иду по коридору где-то в недрах здания. Деревянные потолки, деревянные полы, деревянные стены. Из-за угла выныривает репортер. Почему вы хотите забраться на гору? Надо что-то ему ответить. Мне не до него. Что-то брякнуть. Потому что она существует. Репортер записывает, отстает.

Она находит меня в кабинете, где я отдыхаю. Пропустить, говорю я. Она заходит. Высокая, можно сказать, выше меня. Или нет. Не знаю, какие там у нее каблуки под платьем. Садится напротив. Нет, спасибо, не надо чаю, у вас есть виски? Какой? Лучше бурбон. Простите, я не пью вашу американскую дрянь. Есть прекрасный «Гленкинчи». Сойдет. Налейте себе сами, бутылка в шкафу. Я знала, что вы именно такой, говорит она, встает и наливает.

Чего вы от меня хотите? Вам же не важно, в каких отношениях я состоял с Грантом или Стрейчи. Почему не важно? Очень важно. Вы же потрясающей красоты мужчина. Я бы переспала с вами без сомнений. Мне кажется, мужчины тоже могут думать о вас так. Поэтому я и задала вопрос. Какое отношение это имеет к экспедиции? Никакого, наверное. Хотя нет. Это глубина моего погружения в вас. Если я сумею вас понять, я сумею понять вашу мотивацию. Я слышала, что вы сказали тому писаке: потому что она существует. Это правда?

Да, отвечаю я, это правда. Я не могу не пойти наверх. Это как вы не можете не есть и не пить. Это моя обязанность. Долг перед горой.

Гора – мужчина? Она ехидно улыбается. Я понимаю ее вопрос. Да, отвечаю я, она, точнее, он – мужчина. Вы хотите покорить его. Вы хотите, чтобы он встал перед вами по-собачьи, правда? Да, я этого хочу. Вы не боитесь, что я напишу все, что вы здесь мне говорите? Нет. Почему? Потому что вы не напишете. Вы не знаете меня. Я вижу вас насквозь, только имени вашего не знаю. Стелла. Красивое имя. Глупая фраза из ваших уст. Да.

Она встает, я тоже. Она делает шаг вперед и целует меня, и я целую ее. Это даже не поцелуй. Мы рвемся друг в друга, как звери. Я сразу становлюсь одинок. У меня нет жены. Нет детей. Нет семьи. Я – Джордж Мэллори II. До того он приходил только наверху, но Стелла «вытащила» его из меня здесь. Как у нее это получилось – не знаю.

У меня отрывается пуговица, еще одна. Кажется, ее прическу уже не восстановить. Нам плевать. Мы бессмертны.

Стук в дверь. Мистер Мэллори, мистер Мэллори. К вам посетитель. Мы замираем. У меня уже есть посетитель, не мог бы второй подождать. Да, конечно, но недолго. Это господин Джон Хилэн, он не может ждать. Да, конечно, мэр Нью-Йорка. Лично удостоил. Стелла, нужно его принять. От него ничего не зависит, но я не могу его оскорбить. Ты смеешься, говорит она, ты можешь оскорбить кого угодно. Они всего лишь люди, а ты – бог. Она права, но я спускаюсь с небес на землю. Я снова превращаюсь в Джорджа Мэллори I. Мы должны встретиться сегодня. Где? Это ты мне скажи. Ты американка. Тогда у меня. У меня квартира на Двадцать Пятой. Хорошо. Во сколько ты сможешь? Не раньше восьми. Я жду тебя в восемь. Вот моя визитка, тут есть адрес.