Отряд бессмертных - Александр Тамоников

Вслед за ним на улицу выскочили женщина и юноша.

Бессонов неожиданно до боли сжал руку Савельева и прошептал:

– Не может быть, княжич! Я не сплю?

– Нет. Что, Гордей?..

– Такого быть не может!

– Я спросил, что случилось.

– Женщина, с ней парень.

– Ну да. Я вижу их. И что с того?

– Что?.. Так это же моя жена Анфисушка и сын Влас. Господи, довелось-таки встретиться на чужбине. Я глазам своим не верю.

– Это точно они?

– По-твоему, я жену и родного сына не узнаю?

– Ну, тогда радуйся. Скоро семья будет с тобой.

– А почему их вывели в такую рань? Может, чтобы казнить? – проговорил Бессонов и задрожал от напряжения и изумления.

– На казнь? – проговорил княжич. – Ну уж нет. Мы уже здесь и не допустим этого.

– Но нам же нужен мурза. А коли появимся раньше времени, то уже не достанем его.

– Но не давать же басурманам извести твою семью!

– Ты, воевода, пойдешь на нарушение приказа царя?

– Я нет. Ты пойдешь! Отобьешь жену, сына и отведешь их к плотам.

– А дочь? Где Ирина? Неужто не с матерью и братом. Заглянуть бы во времянку.

– Это невозможно, Гордей, – сказал княжич.

Ратник в ответ лишь заскрежетал зубами.

– Не на казнь их вывели, Гордей, – произнес Баймак. – Так тут не казнят, даже не наказывают плетью или палками. Все делается при людях. Но гляди, там появился еще один невольник.

Из времянки вышел седобородый мужик.

Второй татарин накинул на крюки дверей доску и что-то резко сказал.

Бессонов повернулся к Баймаку и спросил:

– Чего он?

– Приказал невольникам взять бадьи и идти к реке. Похоже, их вывели таскать воду. Я же говорил, это не казнь.

Татары погнали невольников в сторону реки, но до берега не дошли. Ближе, у развесистой ивы находился родник, растекшийся небольшим озером. Там пленники набрали воду, пошли обратно, залили ее в бочки и вернулись к роднику. Так они ходили четырежды. В последний раз невольники вылили воду в чан только из двух бадей, две другие полными внесли в дом. Потом надсмотрщики загнали их обратно во времянку.

Бессонов облегченно вздохнул и вытер пот с лица, хотя утро выдалось нежарким.

– Судя по всему, тут готовятся к приезду мурзы, – сказал Баймак. – Воды набрали для коней его охранников и для готовки пищи. А вот двое к отаре направились. Оглядывают баранов, выбирают молодых, но уже жирных. Мясо у них нежное, само тает во рту.

Татары потащили баранов за дом.

Проснулся весь хутор. Местные жители выгнали своих баранов и овец на пастбище. Появились мальчишки, сбились в кучу, уселись посреди улицы, единственной здесь, и затеяли какую-то игру. К ним подошел старик и отогнал их на околицу.

У большого дома кружились четверо мужчин. Лишь двое из них были вооружены.

Княжич велел воинам привести к нему Рубаила. Они быстро доставили его.

Савельев указал на татар и спросил:

– Знаешь их?

– Только одного. Того, что справа командует. Это Мустафа, смотрящий за домом. Он тут живет.

– Один?

– Зачем один, с семьей.

– В доме?

– Покуда нет мурзы, в дальних комнатах, как тот приезжает, уходит в ближнюю мазанку. Она слева.

– Неплохая мазанка. По сравнению с другими приличный дом.

– Он же приближенный к мурзе. Хотя Захир местных жителей за людей не считает. Это прислуга, а чем она отличается от рабов?

– Тем, что прислуге платят деньги или поощряют подарками.

– Ну, может, Мустафа и получает что-то от мурзы, остальные нет.

– На что живут?

– У них тут семьи, хозяйство, отары.

– Ясно.

Тут Бессонов попросил Баймака выяснить у пленного, давно ли у мурзы появились те невольники, которые закрыты во времянке.

Служивый татарин перевел ответ Рубаила:

– Давно, уже более года. Рабов у мурзы много. Во времянке живет рабочий скот. Для утех Захир привозит с собой наложниц. Они танец живота устраивают. Мурза очень любит это зрелище. Он лежит на ковре, курит кальян и смотрит, как наложницы танцуют. Потом выбирает одну и ведет в дальнюю комнату. За ней другую. Так ночь и проходит.

– Когда же он успокаивается?

– Обычно к рассвету. Потом почти все, кроме нукеров, спят до полудня. Встанут, поедят. Дальше конная прогулка или охота на зайца в поле. А как стемнеет, все начинается сначала. В день обычно по два барана режут. Варят супы, жарят мясо. Пироги одна мастерица местная готовит, Эльвира, жена пастуха. Помогает ей дочь Майя. Лицо у нее с детства хворью поражено, половина синяя. Худая и плоская как доска, но в поварском деле такая же мастерица, как мать. В нее и пошла.

– Это нам неинтересно. Когда может появиться мурза?

– Коли начнут готовить кушанья, то ясно станет, что скоро.

Баймак взглянул на Бессонова и осведомился:

– У тебя, Гордей, есть еще что спросить?

– Нет, я узнал все, что мне надо. – Он повернулся к княжичу и проговорил: – Дмитрий Владимирович, коли на мурзу проклятого не пойдем, дозволь в ночь к времянке пробраться, поговорить с женой, сыном, узнать, что с дочерью.

– И поднять шум на весь хутор.

– Нет, я аккуратно, тихо.

– Ты-то тихо, а вот как поведут себя жена и дети, услышав голос отца, оставшегося на Москве?

– Я их успокою.

– Давай пока погодим с этим, Гордей. Посмотрим, что и как тут будет, а там и решим, договорились?

– Да, Дмитрий Владимирович.

– Спасибо.

– Не за что. В дозоре Баймак и Дрозд, за ними Новик и Агиш, после Уваров и Нестеров. Смотреть до сумерек. Остальным отдыхать. Но так, чтобы с подъема быть готовыми вступить в бой. И никаких лишних движений. Гордей, проверь!

– Слушаюсь, княжич! – ответил Бессонов. – Сам тоже смотреть буду. Может, и без всякой вылазки Ирину увижу.

– Смотри, – разрешил княжич.

Он бросил в канаву походный мешок, постелил рогожу, улегся на нее, положил под бок саблю и топорик.

Но выспаться Савельеву не удалось. В полдень его разбудил Новик.

– Княжич, вставай!

Дмитрий протер глаза и спросил:

– Что случилось?

– Тебе надо посмотреть, что делается на хуторе.

– Хорошо, скоро буду.