Принцесса Клевская - Мари Мадлен де Лафайет

Выслушав рассказ офицера, король мысленно отругал себя, почувствовав, что услышанное расстроило Консалва еще больше.

– Как видите, сеньор, – сказал Консалв, когда офицеры оставили их, – я был прав, утверждая, что Заида виделась с Аламиром.

– Но как это могло случиться, – удивился король, – если она содержалась в замке как пленница?

– Мой злой гений не упускает случая, чтобы обратить мне во вред любое мое действие. Уезжая из Талаверы, я приказал стражникам не ограничивать свободы Заиды и разрешать выходить из замка, когда ей заблагорассудится. Вот и расплата – она встречается с Аламиром в лесу. Недаром он сказал моим людям, что едет по своим личным делам. Вчера он встретился с Заидой. Расставшись с ним, она плакала. Разве нужны какие-либо еще доказательства ее любви к принцу? Дайте, сеньор, мне возможность спокойно умереть от полученных ран и не тратьте ваше драгоценное время и ваши душевные силы на уход за не угодным Богу пасынком фортуны. Зачем вы так добры к жалкому неудачнику – мне стыдно за самого себя.

Наутро принцу Тарскому стало намного хуже, он лежал весь в жару, и, казалось, часы его сочтены. Консалв вообразил, что Заида, узнав о состоянии Аламира, пришлет кого-нибудь за известиями, и отправил верного человека в замок, где находился принц, с приказом ежедневно доносить ему о появлении возможного гонца. Он даже думал поручить своему человеку узнать, действительно ли арабский принц похож на него, но этому мешало израненное лицо соперника.

Посланец Консалва добросовестно выполнил поручение и доложил, что никто не искал встречи или разговора с раненым принцем, но каждый день в замок наведываются неизвестные люди, которые справляются о его здоровье, но не желают назвать тех, кто их послал. Консалв перестал сомневаться, что Заида любит Аламира, но каждое новое тому подтверждение причиняло ему острую боль. В палатку вошел король и, увидев на лице друга следы душевных мук, запретил кому бы то ни было вести с ним разговоры о Заиде и Аламире, опасаясь ухудшения его здоровья.

Тем временем перемирие закончилось, и оба лагеря были готовы вновь сойтись в битве. Абдерам осадил небольшую крепость, которую защищал крохотный испанский гарнизон. По воле судьбы в этой крепости находился на излечении близкий родственник дона Гарсии герцог Галисийский[72], получивший ранения в недавних сражениях. Герцог возглавил горстку храбрецов и оборонялся с такой дерзкой самоотверженностью, что привел Абдерама в бешенство. Взяв крепость, Абдерам тут же приказал отрубить герцогу голову. Это был далеко не первый случай, когда мавры в победном раже проявляли бессмысленную жестокость по отношению к испанским пленникам. Узнав о гибели герцога Галисийского, король пришел в ярость. В войсках весть об убийстве любимого военачальника вызвала бурное негодование, и они, охваченные жаждой мести, потребовали от короля поступить с принцем Тарским так же, как Абдерам поступил со своим пленником. Король, опасаясь беспорядков среди солдат, дал на казнь свое согласие, но, не желая прослыть убийцей едва живого пленника, отложил ее до его выздоровления. Королю Кордовы он отправил послание, в котором известил его, что, как только принц Аламир оправится от ран, ему будет публично отсечена голова.

Консалв, которому по воле короля никто не смел даже заикнуться о Заиде и Аламире, находился в полном неведении об уготованной принцу Тарскому участи. Несколько дней спустя после этих событий ему доложили, что его желает видеть слуга дона Олмонда. Консалв принял посыльного и получил от него пачку писем. На словах слуга добавил, что его господин не понимает, чем вызван королевский приказ задержать его в Барагеле и почему он не может добиться никаких известий о состоянии здоровья своего друга и покровителя. Консалв взял письмо, на котором значилось его имя, и распечатал его.

«Если бы я знал о Вашем великодушии только понаслышке, я ни за что не решился бы обратиться к Вам с этим письмом и счел бы бессмысленным просить Вас встать на защиту Вашего врага. Но я знаю Вас достаточно и не сомневаюсь поэтому, что Вы с радостью откликнетесь на просьбу, которую мне велено передать Вам. Как бы ни был справедлив приказ короля поступить с принцем Тарским так же, как мавры обошлись с герцогом Галисийским, спасение жизни столь доблестной и достойной личности, как Аламир, несомненно, явилось бы с Вашей стороны еще одним благороднейшим жестом. Мне кажется также, что Вы не можете не проявить сострадания к небезызвестной Вам сгорающей от страсти душе».

Имя Аламира и последняя строчка письма заставили Консалва вздрогнуть. Что произошло с герцогом Галисийским, он не знал и попросил слугу дона Олмонда рассказать ему о случившемся. Слуга, которому показалось странным, что такая важная персона может не ведать об известных последнему солдату вещах, в двух словах изложил историю гибели герцога. Выслушав печальное известие, Консалв открыл пакет с небольшим письмом, которое пересылал ему дон Олмонд.

«Используйте свое влияние на Консалва и уговорите его спасти Аламира от гнева леонского короля. Оградив Аламира от смерти, он не спасет ему жизнь – его раны смертельны. Консалв уже достаточно отмщен, и эта обращенная к нему просьба служит тому лишь подтверждением. Умоляю Вас, добейтесь отмены казни, которая унесет жизнь не только Аламира».

«Ах, Заида, Заида! – воскликнул Консалв. – Слова Фелимы – это ваши слова, и вы умоляете меня спасти жизнь Аламиру. Зачем вы так жестоки ко мне, и на что вы меня толкаете? Неужели мне мало своих несчастий? Почему я должен спасать жизнь тому, кто причинил мне столько горя? Могу ли я воспротивиться воле короля? Разве его решение несправедливо? Он был вынужден принять его, и я совершенно к этому не причастен. Я ничего не понимаю – если бы Аламир не был моим удачливым соперником, меня никто не попросил бы побеспокоиться об его участи, но он мой соперник – и меня просят спасти ему жизнь. Не жестоко ли это? Могу ли я побороть свою ненависть? Хватит ли у меня великодушия пощадить того, кто отнимает у меня Заиду? Уступит ли король моим настояниям? Рискнет ли он ради меня бунтом негодующих солдат? Разве я не должен печься об интересах короны? Смерть Аламира дает мне пусть слабую, но все-таки надежду. Он, и только он, лишает меня Заиды. Но буду ли я счастлив, если мой враг погибнет и я буду причиной ее безутешного горя?»

Внутренний голос Консалва умолк. Ни на один из заданных себе вопросов ответа он не нашел. Вдруг его как будто обожгло. Он решительно поднялся с постели и, несмотря на слабость и ноющие раны, приказал доставить его к королю. Увидев Консалва, дон Гарсия удивился, но еще большим было его удивление, когда он узнал, зачем его друг пожаловал.

– Сеньор, – обратился Консалв к королю, – если вы по-прежнему добры ко мне, отмените казнь Аламира. От его жизни зависит моя жизнь.

– Консалв, о чем вы говорите? – Король отказывался понимать. – И как может статься, что сохранение жизни человеку, который причинил вам столько страданий, может успокоить вашу душу?