Бунтарка и Хозяин Стужи - Валерия Михайловна Чернованова

— Нечего, — согласилась я. — Хотите наказывать — наказывайте.

— Да что с вами не так, Ливия?! — почти зарычал он. — Почему вы говорите тогда, когда лучше помолчать, а когда лучше говорить, молчите?!

— Вот такая вот я… несуразная, — передернула плечами. — Это у меня от мамы.

Слова все-таки сорвались с губ, хотя я не собиралась этого говорить! Я точно не собиралась этого говорить, но сейчас просто не удержалась!

— При чем тут ваша мать? — раздраженно спросил он.

Вот лучше бы не спрашивал.

— При том, что ваш отец держал ее при себе и хотел сделать своей любовницей, а когда она ему отказала — казнил!

В глазах его величества сверкнуло настоящее пламя — не стужа, а что ни на есть самый обжигающий огонь.

— Что за бред вы несете? — справившись с эмоциями, произнес он. — Будь ваша мать любовницей моего отца, я бы об этом знал.

— А она не была! — выплюнула я. — Поэтому наверняка сидела в подземельях — там, где ее никто не увидит. Или в клетке, которую мне обещали вы, но моя мама всегда любила только моего отца! Она бы никогда не связалась с тем, в ком нет ничего человеческого, и я никогда не стану вашей по своей воле…

Я осеклась.

— Все, хватит. Делайте то, что собирались, и оставьте меня одну.

— Вы мне приказываете, Ливия? — очень тихо спросил он. — После того, что устроили на площади, отменив мой приказ? После того, что назвали моего отца бесчеловечным?

Его ладонь легла мне на шею, пальцы сомкнулись пока что без силы, но так, что мне враз стало нечем дышать. Показалось даже, что удары бешено бьющейся жилки забирает его ладонь, что они втекают в нее и растворяются без следа, как совсем недавно он пил мою силу.

— А теперь послушайте меня. Вам так нравится считать меня чудовищем — и я для вас стану именно им. Сейчас наказание получите вы, но в дальнейшем за каждое ваше слово будет отвечать ваш брат. За каждый ваш поступок будет отвечать ваш брат. За каждую выходку будет отвечать ваш брат — по закону рода, как старший мужчина, потому что назвать мужчиной то, что вы только что спасли, у меня не повернется язык. Надеюсь, сейчас вы меня услышали, потому что начиная с этого дня, повторять я не буду.

Я не успела даже вздохнуть, когда он достал ошейник. Тот самый ошейник, который я нашла у себя дома, вот только сейчас он был разомкнут на две половинки. С одной стороны две части соединялись ледяной магией, искрящейся в гранях камней, названных слезами гротхэна, а со второй, пока что свободной, эта магия искрила, рассыпая мерцающие искорки над его ладонью.

— Вы будете носить этот ошейник, как знак того, что вы моя, Ливия. Для всех. Для каждого, кто будет на вас смотреть. Снять его самостоятельно не сможете, а если попытаетесь — магия вас убьет. Если попросите кого-нибудь о помощи — неважно, кто это будет, Каэтан или любой другой, наделенный магией, оказавшийся рядом с вами, и он поможет вам его снять, этот кто-то тоже будет наказан. По вашей милости.

Холод пальцев сменился холодом металла, искорка ужалила меня в шею, и я, наконец получившая относительную свободу, отпрянула. Не в силах поверить в то, что это происходит со мной, в то, что это происходит на самом деле!

— Вы останетесь здесь до тех пор, пока я не разрешу вам выйти. С братом тоже сможете увидеться только после моего разрешения.

Снежный развернулся и вышел, а я вцепилась пальцами в то, что сейчас красовалось на моей шее. Сидел он свободно, но я чувствовала себя так, словно с каждым мгновением меня все сильнее душат.

Чтобы прийти в себя, пришлось подбежать к окну, рвануть на себя створку, которая никак не хотела поддаваться — раз, другой, третий — и только тогда, когда порыв ветра хлестнул по лицу, я смогла по-настоящему вдохнуть.

Касаясь заледеневшими пальцами рамы, я смотрела на густеющие свинцовые тучи и думала о том, что мне надо отсюда бежать. Дождаться, пока Каэтан поставит на ноги Фабиана, и бежать вместе с братом и Доротой.

Как можно дальше от Эрнхейма и от его владыки с ледяным сердцем.

* * *

Хьяртан-Киллиан Эртхард

Случившееся перед замком так сильно напугало придворных, что, появись перед ними в тот момент гротхэн, его бы попросту не заметили.

Свет, исходящий от девушки, ослепил, оглушил, ошеломил… Дикая и непокорная сила. Опасная, неукротимая. Ну точно как ее хозяйка, которая сейчас стояла перед ним и молчала. Бойкая, острая на язык девчонка вдруг превратилась в блеклую тень самой себя.

Хотите наказать — наказывайте…

С чего вдруг такая покорность?

— Да что с вами не так, Ливия?! — Он все-таки не выдержал. В душу, как раскаленной ртутью, плеснуло злостью, и непонятно, что его злило больше: ее безумная выходка или то, какой он сейчас ее видел. — Почему вы говорите тогда, когда лучше помолчать, а когда лучше говорить, молчите?!

Он ждал от нее если не оправданий, так хотя бы попытки объясниться. Вот какого ларга примчалась на казнь?! Почему продолжает его ослушиваться, снова и снова забывая, что от него зависит благополучие ее брата?

Хьяртан тут же себе напомнил, что от нее зависит его собственная жизнь, но следующие слова бунтарки, об исчезнувшей матери, стерли все мысли.

Ливия заклеймила его отца чудовищем и на него смотрела так, словно он был монстром. Не только сейчас — и раньше. Этот щенок, ее сводный брат, оказался прав: Ливия Селланд действительно ненавидела всех Снежных, и он, судя по всему, сегодня возглавил список ее врагов.

— Вам так нравится считать меня чудовищем — и я для вас стану именно им.

Она не оставила ему выбора, слишком опасна была ее сила. Сегодня, хвала Богине-матери, никто не пострадал, а ведь могли быть жертвы. И в первую очередь могли пострадать Дойнарт с Бьяртом — это ведь на него и его братьев она направила всю мощь своего солнечного дара. Хьяртан едва успел защититься, едва сумел сдержать эту сокрушительную силу.

Сегодня все обошлось, но это не значит, что обойдется в следующий раз.

Он не мог так рисковать.

Уйти почему-то оказалось еще сложнее, чем защелкнуть на ее шее ларгов ошейник. Бросив последний взгляд на девушку, потерянно стоящую посреди спальни, Хьяртан вышел, мысленно ругая себя за все те опрометчивые слова, что бросил ей напоследок.

— Угрозы ребенку? — чуть слышно пробормотал его величество и поморщился. —