Зверобой - Джеймс Фенимор Купер

— Не говори больше о скальпах, — ласково перебила ее Уа-та-Уа. — Ты бледнолицая, а я краснокожая — у нас разные обычаи. Зверобой и Чингачгук большие друзья, но у них неодинаковый цвет кожи, Уа-та-Уа и… Как твое имя, милая бледнолицая?

— Меня зовут Гетти, хотя в Библии это имя пишется «Эсфирь».

— Почему? Нехорошо так. Совсем не надо писать имена. Моравские братья пробовали научить Уа-та-Уа писать, но я им не позволила. Нехорошо делаварской девушке знать больше, чем знает воин; это очень стыдно. Мое имя Уа-та-Уа, а я буду звать тебя Гетти.

Закончив, к обоюдному удовольствию, предварительные переговоры, девушки начали рассуждать о своих надеждах и планах. Гетти рассказала новой подруге более подробно обо всем, что она собиралась сделать для отца, а делаварка поделилась своими планами и надеждами, связанными с появлением юного воина. Бойкая Уа-та-Уа первая начала задавать вопросы. Обхватив Гетти рукой за талию, она наклонила голову, заглядывая в лицо подруги, и заговорила более откровенно.

— У Гетти не только отец, но и брат, — сказала она. — Почему не говоришь о брате, а только об отце?

— У меня нет брата. Говорят, был когда-то, но умер много лет назад и теперь лежит в озере рядом с матерью.

— Нет брата, есть юный воин. Любишь его почти как отца, а? Очень красивый и храбрый; может быть вождем, если он таков, каким кажется.

— Грешно любить постороннего мужчину, как отца, и потому я стараюсь удерживаться, — возразила совестливая Гетти, которая не умела скрывать свои чувства даже с помощью простых недомолвок, хотя ей было очень стыдно. — Но мне иногда кажется, что я не совладала бы с собой, если бы Непоседа чаще приходил на озеро. Я должна сказать тебе всю правду, милая Уа-та-Уа: я упала бы и умерла в лесу, если бы он об этом узнал.

— А почему сам не спросит? На вид такой смелый, почему не говорит так же смело? Юный воин должен спрашивать молодую девушку; молодой девушке не пристало говорить об этом первой. Девушки делаваров стыдятся этого.

Это было сказано с негодованием и с великодушной горячно стью, но не произвело особого впечатления на простодушную Гетти.

— О чем спрашивать меня? — встрепенулась она в сильнейшем испуге. — Спрашивать меня, люблю ли я его так же, как своего отца?! О, надеюсь, он никогда не задаст мне такого вопроса! Ведь я должна буду ему ответить, а это меня убьет.

— Нет, нет, не убьет, — возразила индианка, невольно рассмеявшись. — Быть может, покраснеешь, быть может, будет стыдно, но не надолго; затем станешь счастливее, чем когда-либо. Молодой воин должен говорить молодой девушке, что он хочет сделать ее своей женой; иначе она никогда не поселится у него в вигваме.

— Гарри не захочет жениться на мне. Никто и никогда не женится на мне.

— Почему ты знаешь? Быть может, каждый мужчина готов жениться на тебе, и мало-помалу язык скажет, что чувствует сердце. Почему никто не женится на тебе?

— Говорят, я слабоумная. Отец часто говорит мне это, и иногда Юдифь, особенно если рассердится. Но я верю не столько им, сколько матери. Она только раз сказала мне это. И при этом горько плакала, как будто сердце у нее разрывалось на части. Тогда поняла я, что действительно слабоумна.

В течение целой минуты Уа-та-Уа, не говоря ни слова, глядела в упор на милую, простодушную девушку. Наконец она поняла все; жалость, почтение и нежность одновременно вспыхнули в ее груди. Встав на ноги, она объявила, что немедленно отведет свою новую подругу в индейский лагерь, находившийся по соседству. Она внезапно переменила свое прежнее осторожное решение, так как была уверена, что ни один краснокожий не причинит вреда существу, которое великий дух обезоружил, лишив сильнейшего орудия защиты — рассудка. В этом отношении почти все первобытные народы похожи друг на друга; Уа-та-Уа знала, что среди индейцев слабоумные и сумасшедшие внушают благоговейное уважение и никогда не навлекают на себя насмешек и преследований, как это бывает среди более образованных народов.

Гетти без всякого страха последовала за своей подругой. Она сама желала поскорее добраться до лагеря, нисколько не боясь враждебного приема. Пока они медленно шли вдоль берега под нависшими деревьями, Гетти не переставала разговаривать. Но индианка, как только поняла, с кем имеет дело, больше не задавала вопросов.

— Но ведь ты не слабоумная, — говорила Гетти, — и потому Змей может жениться на тебе.

— Уа-та-Уа в плену, а у мингов чуткие уши. Не говори им о Чингачгуке. Обещай мне это, добрая Гетти!

— Знаю, знаю, — ответила Гетти шепотом, стараясь выразить этим, что понимает всю необходимость молчания. — Знаю: Зверобой и Змей собираются похитить тебя у ирокезов, а ты хочешь, чтобы я не открывала им этого секрета.

— Откуда ты знаешь? — торопливо спросила индианка; на один миг ей пришло в голову, что ее подруга далеко не так уж слабоумна, и это немножко раздосадовало ее. — Откуда ты знаешь? Лучше говорить только об отце и Непоседе; минг поймет это, а ничего другого он не поймет. Обещай мне не говорить о том, чего ты сама не понимаешь.

— Я это понимаю и должна говорить об этом. Зверобой все рассказал отцу в моем присутствии. И так как никто не запретил мне слушать, то я слышала все, как и тогда, когда Непоседа разговаривал с отцом о скальпах.

— Очень плохо, когда бледнолицые говорят о скальпах, очень плохо, когда молодые женщины подслушивают. Я знаю, Гетти, ты теперь любишь меня, а среди индейцев так уж повелось: чем больше любишь человека, тем меньше говоришь о нем.

— У белых совсем не так: мы больше всего говорим о тех, кого любим. Но я слабоумная и не понимаю, почему у красных людей это бывает иначе.

— Зверобой называет это обычаем. У одних обычай — говорить, у других обычай — держать язык за зубами. Твой обычай среди мингов — помалкивать. Если Гетти хочет увидеть Непоседу, то Змей хочет увидеть Уа-та-Уа. Хорошая девушка никогда не говорит о секретах подруги.

Это Гетти поняла и обещала делаварке не упоминать в присутствии мингов о Чингачгуке и о причинах его появления на озере.

— Быть может, он освободит Непоседу, и отца, и меня, если ему позволят действовать по-своему, — прошептала Уа-та-Уа своей подруге, когда они подошли уже настолько близко к лагерю, что могли расслышать голоса женщин, занятых работами по хозяйству. — Помни это, Гетти, и приложи два или даже двадцать пальцев ко рту. Без помощи Змея не бывать твоим друзьям на воле.

Она, конечно, не могла придумать лучшего средства, чтобы добиться молчания со стороны Гетти, для которой освобождение отца и молодого охотника было важнее всего. С невинным смехом бледнолицая девушка кивнула головой и обещала исполнить желание подруги. Успокоившись на этот счет, Уа-та-Уа не стала долее мешкать и, нисколько не скрываясь, направилась к лагерю.

Тот, кто король над королями,