Шесть черных свечей - Дес Диллон

Из всех сестер Энджи самая красивая, но все портит ее мужская походка. Она любит ходить скрестив руки на груди, и вид у нее при этом грубый и суровый. Это, наверное, потому, что она и на самом деле суровая. Она часто повторяет фразы по два раза, только слова переставляет. Например, так:

— Сигать в воду глупо, вот так-то. Глупо в воду сигать, так-то вот.

В тот вечер Энджи вместе со всеми у Кэролайн, хоть и не очень-то верит в колдовство. Пусть даже она много раз видела, что заклинания действуют, тем не менее она заставила себя поверить в бесполезность колдовства. И хотя под суровой внешностью скрывается еще более суровое содержание, в Энджи есть нечто, что помогает страждущим. Она способна отмести все неважное, разглядеть, что нужно сделать, и лично заняться этим. Если у вас неприятности, от уголовки до уличной потасовки, Энджи — это тот человек, который прикроет вам тылы.

Только пусть у вас не создастся ложное впечатление об Энджи. Ну хорошо, она очень приземленная из-за своих пятерых детишек, но вместе с тем у нее замечательное чувство юмора, которое всегда ей очень помогает.

Самого паршивого из ее сыновей звать Десси. Сейчас ему шестнадцать, но каждый год его жизни стоил двух лет жизни его матери. К остальным своим детям она относится спокойно и с юмором, как и ко всей своей жизни вообще. Только вот удар правой у нее моментальный. Энджи считает, что Десси угомонится, как только найдет себе хорошую девчонку. Однажды ее угораздило сказать об этом при Линде. Это была ошибка. Сестры как раз обсуждали, как обуздать Десси. Выдвигались самые разные предложения — от каникул в Испании (автор — Венди) до электрошоковой терапии (автор — Линда).

— Когда мой Десси найдет себе приличную птичку, он успокоится. Это у него период такой, — сказала Энджи.

— Не смеши. Он ее просто убьет, — изрекла Линда.

Когда матушка рожала Энджи, ребенка пришлось вытаскивать щипцами. Это были трудные роды.

Когда Энджи исполнилось четырнадцать, она стала настоящей фанаткой «Бей Сити Роллерс» и шаталась по Митчелл-стрит не иначе как в коричневом джемпере в колледж-стиле с желтыми кантами на рукавах и вороте, в белых скиннерах и ботинках «Док Мартенс». Никто не понимал, как это случилось, но к тринадцати годам Энджи сделалась совершенно неуправляемой. Она прогуливала школу и крала деньги. Она даже выпивала, если уж быть правдивым до конца. В этом-то все и дело. Энджи напивалась и слушала музыку. Сейчас она по-прежнему не дура выпить, но жизни ей это нисколько не осложняет. А тогда ей впору было записываться в «Анонимные алкоголики». Кстати сказать, их в Коутбридже полно.

Выпивка стала для Энджи настоящим открытием. Старая китайская пословица гласит: «Сначала человек берется за рюмку, потом рюмка берется за рюмку, потом рюмка берется за человека». Вот так получилось и с Энджи. Она пристрастилась к алкоголю очень скоро и сама стала отнимать бутылки у пьяных парней. А парням-то было по восемнадцать-двадцать лет. Выходит такой из «Монкленда» с ношей, а Энджи уже тут как тут: «А ну отдай сумку». И в морду ему.

Потом Энджи вырывает сумку у него из рук и удаляется. Гордой походкой.

Единственный, кто попытался ей отомстить, был Дули-младший. Энджи схватила его за волосы и поволокла за собой. Никто из его дружков даже не попытался вступиться. Никто из них даже не попробовал отнять у Энджи бутылку, которую она забрала. Когда Энджи решила, что с Дули-младшего уже хватит, она заставила его лизать ей ботинки и отобрала сигареты и пятьдесят семь пенсов, которые были спрятаны у того в носке. Потом она отправилась к каналу мелиорации, чтобы на бережку расправиться с трофейной бутылкой.

Много позже, когда Энджи докуривала последнюю «Ригал Кинг Сайз» из числа реквизированных у Дули-младшего и ничего не могла поделать со своей пьяной головой, которая все падала ей на грудь, объявился Дули-младший с приятелями, пьяные в сосиску. Выпивку они отняли у других парней, послабее. Они избили Энджи до полусмерти и сбросили в канал. Вечер был холодный. Энджи ударилась головой о камень и потеряла сознание.

Очнулась она в воде. Ей было четырнадцать лет, и ей было холодно. Мокрые волосы липли к щекам; это было первое, что ей запомнилось, первое, что она почувствовала, когда пришла в себя. Выпитый алкоголь и удар головой о камень парализовали все ее тело. Было мокро. Высоко в небе, как винт вертолета, крутилась целая тысяча лун. Головокружение вцепилось Энджи в желудок, и ее вырвало. В воздух взметнулся и опал целый радужный фонтан, будто вызванный к жизни каким-то колдуном-гастрономом. Энджи на секундочку закрыла глаза. Когда она их открыла, ее разноцветная рвота плыла вниз по течению, вся в пене и лунных бликах. Тут Энджи поняла, что лежит на дне канала, куда ее сбросили Дули и его банда. Она могла дышать, но то и дело хлебала воду. Это было страшно. Ей надо было пошевелиться. Я изо всех сил пытался заставить ее сдвинуться с места. Я видел все, что с ней происходит. Я всегда вижу все, что происходит с сестрами, продумываю с ними каждую их мысль и испытываю каждое их чувство. Только сделать-то я не могу почти ничего, кроме как пожелать, чтобы произошло то-то и то-то. Пробовали двигать события силой мысли, когда можешь только смотреть и не в состоянии прикоснуться? Но все-таки мне, по-моему, удалось заставить Энджи подумать о своих ногах, о том, что она должна двигаться. Отсюда никогда не скажешь наверняка, удалось ли чего-нибудь добиться на той стороне.

Энджи попробовала пошевелить ногами. Не больно. Ног словно вовсе не было. Однако она видела их сквозь колышущуюся воду — прикрытые белой тканью. Она опять попробовала двинуть ногой. Ничего. Тогда она попыталась пошевелить руками. Вода только стекала по ним из трубы вниз, в канал, и не покрывала их целиком, в отличие от ног. Канал мелиорации только кажется неглубоким, когда глядишь на него сверху. А когда в нем лежишь, вода тебя с головой накроет, если захочет. Энджи попробовала еще и еще. Руки не двигались. Только поток слегка колыхал их. Пальцы у Энджи торчали из воды вверх, словно в каждой руке у нее было по теннисному мячу, и вонзались в ледяные плиты ночи. Энджи видела, как вода качает и баюкает их.

Было отчего впасть в панику. Вода заливала Энджи уши, и это повергало ее в ужас. Уши то погружались под воду, и тогда слышалось только приглушенное бормотание, то выныривали на поверхность, и воздух врывался в них с громким шипением. Громко — тихо, громко — тихо: так пробирал озноб молодое и пьяное тело. Энджи страшно было оставаться в канале и страшно было идти домой, где матушка и папа вряд ли сильно ей обрадуются. И не пойти домой тоже нельзя. Все смешалось: пробудившаяся сексуальность, алкоголь, страх. И ведь не двинуться. А надо встать. Энджи приказывает себе встать. Она кричит на саму себя. Только никто этого не слышит, кроме меня.

— Поднимайтесь, белые скиннеры.

Но они позеленели от водорослей и неподвижности.

— Поднимайтесь, ботинки «Доктор Мартенс».

Но они полны тины, которая просочилась в дырки для шнурков.

— Поднимайся, жакет «Рэнглер».

Но это уже не жакет, а саван из темно-синего свинца.