Маленький ныряльщик - Сергей Калашников

Волна ощутимо покачивает лодку. Изредка, когда находимся на вершине водяного вала, удается бросить взгляд вдаль. Хм. А ведь не военный корабль появился. На мой взгляд, это яхта. Хотя на них нынче тоже ставят пушки.

– Флаг наш, – Санька уже разглядел, а я вот, признаюсь, проворонил, когда его развернуло.

Терпение – важное качество для любого подводника, и в моем помощнике его как раз в добрую меру. И еще некоторые признаки образованности я в нем подмечал. Кажется, в эту эпоху работали церковно-приходские школы, где многих обучали счету и письму.

– Сань, ты грамоте где учился?

– Дома, дядь Петь. Меня, когда к гимназии готовили, мамка нарочно учила, чтобы я на испытаниях не опростоволосился.

Упс! То есть ой!

– А как на флот попал?

– Охотником. На правах нижних чинов.

Немыслимо, однако, разобраться во всех перипетиях сословного общества. Вот пусть мне хоть кто-нибудь объяснит, чем отличается охотник на правах нижнего чина от меня, вольноопределяющегося в чине юнкера флота! Тем не менее тут на корабле мы находимся на разных ступеньках иерархической лестницы. Хотя мне еще говорили, что если я буду себя хорошо вести и сдам все положенные экзамены, то через два года меня произведут в гардемарины. В курсанты военно-морские то есть.

И еще мне ужасно интересно, какие такие права бывают у нижних чинов? Кроме права на труд, я имею в виду.

Тем временем мы, как всегда, с минимальной положительной плавучестью, описываем плавные круги на самом малом ходу. Назад ведь не видно, а горизонт нужно осматривать.

– Флаг спускают, – это Сашкины слова, хотя я и сам это вижу.

– Спускают флаг, – повторяю механически. – Уж не каверза ли какая восточная?

– С них станется, – выразив таким образом единодушие, мой помощник и резче, чем раньше, надавил на педали. Нервничает.

Но ничего, опять работает в медленном ритме.

Яхта тем временем подошла совсем близко и поднимает сигналы.

– Пишут, послание у них к нам.

Торпедные катера уже на воде. Прячутся за корпусом «Великого князя Константина» и дымят трубами. Словно служебные собаки в преддверии команды: «Фас». Разъездной спускают, а «посетителю» предлагают лечь в дрейф.

Подошли к яхте, отошли, вернулись. Турок возвращается, а нам команда – подойти к борту.

* * *

Офицеры собраны в капитанской каюте, а вашего покорного слугу туда не пригласили. Это прекрасно – у нас плавник не сдувается. Брезент оказался слишком хорошо пропитан каучуком и совершенно не травит. Пришлось противоестественным способом воздействовать на предохранительный клапан и обсудить вопрос о том, каким образом проделывать это в дальнейшем не покидая кабины.

А вот и меня зовут. И беготня началась по всему кораблю, так что члены технического консилиума разошлись по своим местам.

– Телеграмму нам доставили, – Макаров деловито перебирает в поставце бутылки с респектабельными ярлыками. – Прямо из адмиралтейства. Велят незамедлительно следовать в Севастополь. И «Весте» тоже. На словах же Ивану Ивановичу дали понять, что в Стамбуле стоит невообразимый бардак, вплоть до резни и стрельбы на улицах. Иных же обуяла паника, и несколько судов столкнулись друг с другом, когда вся та невообразимая армада купцов, что мы с вами имели удовольствие наблюдать нынче утром в Золотом Роге, хлынула в Мраморное море. То есть попросили, рыбку нашу, что поодаль крутится, больше к ним не посылать. Очень им не понравился ваш новый плавник. Так что, Петр Семенович, рекомендую – прекрасный арманьяк. Как раз дело к ужину, потому забирайте бутылку и отдыхайте хоть до поросячьего визга.

* * *

На палубе пустынно. Все приготовительные работы завершены, и команда разошлась по каютам и кубрикам. Сигнальщики на местах, да рулевой. Голова вахтенного офицера еще видна из-за ограждения мостика. Солнечный диск за кормой выбирает местечко, где нырнуть за горизонт. Норовит попасть туда, куда визуально нацелен пенный след за кормой. Рокот машины почти неразличим, а дым из трубы не особенно черен. Набегающий поток встречного воздуха, соединив свою силу с ветром, относит его за корму и чуть размывает вид дневного светила. В руках полная бутылка напитка, которого я никогда не пробовал. Казалось бы – живи и радуйся. А у меня в голове зудит вопрос, как это так выходит, что Санька, окончивший полный курс гимназии, еще и мастер на все руки? Память извлекает из своих глубин только одно подходящее воспоминание. Вернее, намек на него. Однако насмерть не помню, в каком веке у нас в России водились разночинцы.

Хотите узнать, чем все закончилось? Так ничего не закончилось. В Севастополе наши корабли встретили сдержанно. Пирсы были оцеплены, так что публику к трапу не пустили, а начальство, выполнив ритуал приветствия, куда-то быстренько укатило. На берег не выпустили никого.

На другой день мы отбежали подальше в море и уничтожили все до одной торпеды. Взорвали их, попросту говоря. «Веста» тоже. Ныряльщики бережно сгрузили в вагоны и увезли под охраной. Потом Макаров провел политинформацию. Объяснил, что с турком мы помирились, потому что он все наши требования принял, в чем и подписан договор. Маленько земли по нему отошло России, а вдобавок к этому – право ходить проливами, когда пожелаем. Еще он поминал про Сербию с Черногорией, Боснию с Герцеговиной и Болгарию с Румынией. Признаюсь, я не понял, зачем оно мне надо, и не сильно вслушивался, а только Австрия почему-то этим ужасно недовольна, отчего русские войска пока не распущены по местам расквартирования и стоят летними лагерями на левом берегу Дуная.

Так что, если и случится какая заваруха, то, скорее всего, сухопутная. Потому что Турция обещалась в случае чего австрияков через проливы на Черное море не пропустить. Я еще подумал: «С чего бы они через них полезли? Отродясь сухопутная была страна, хоть бы и с Венгрией в придачу», – но потом вспомнил про фильм «Звуки музыки», где во время аншлюса красиво пел под гитару многодетный вдовый морской офицер, и сообразил, что какая-то лазейка к Средиземному морю в эти годы у будущей альпийской республики вполне может быть, хотя ни одного упоминания о флоте этой страны на память не приходит.

Главное же – попросил Степан Осипович всех нижних чинов забыть про подводную лодку и не забывать про дельфина Кешу и подружку его – козу Машу. Про них и рассказывать все, что на ум взбредет, только если к разговору, конечно, придется.

Народ у нас с понятием, так что успокоили командира – все, мол, сделаем в лучшем виде.

По всему выходило, что война для нас завершилась, и я с флота уволился. Перебрался к Евдокии Ниловне – лад у нас с нею – и наведался в гимназию, поискать себе места. Однако вакансии для меня не нашлось – сказал, правда, директор, чтобы я еще в конце лета заглянул, вдруг что-то изменится.

Мы с сыном сожительницы моей купили лодку и занялись рыбным промыслом. Он хоть и пацан еще, но о деле этом понятие имеет. По всему выходит, что наших уловов и на жизнь хватит, и на маленькие радости останется. Старшая-то дочь заневестилась уже – надо собирать ей приданое. И с мальцом, опять же, заниматься нужно той же математикой да физикой с химией. Будущее, знаете ли, оно ведь в детях. Это, если вы скорбите об убивалках всяких или о судьбах государства. Да и не будет больше войн на моем веку. Ни одной не помню из истории до самой русско-японской. А там уже с деревянными торпедами или педальными подводными лодками делать нечего. Да и не при моей жизни она случится, так что груз ее на своих плечах нести выпадет нынешней детворе и молодежи. На них, на подрастающих наших сменщиках, и стоит сконцентрировать усилия, раз уж меня сюда занесло. Хоть что-то действительно полезное сделаю.