Записки бродячего врача - Иосиф Львович Раскин

лишь приглушенный равномерный стук станка-качалки, добывающего природный газ в окрестностях паркового туалета.

Поставил я палатку, набрал сухого можжевельника для костра и сжег его, выпил сливовицы из железной фляжки и лег спать. Сначала прислушивался, не идет ли черный медведь или кугуар по мою душу, но потом решил, что у них могут быть дела поважнее, и уснул.

А утром пошел на рыбалку.

Неподалеку в маленьком заливе на понтонах расположилась марина (лодочная станция), впрочем, уже закрывшаяся на зиму. Вокруг полно плакатов, запрещающих стоянку вблизи берега и рыбалку с понтонов, но я решил, что все эти запреты в силе, только когда марина открыта, и ничтоже сумняшеся поставил машину у кромки воды и стал удить с понтона. Но ни одна из десятков рыб, просто кишащих в мелкой воде, не обратила ни малейшего внимания ни на червей, ни на блесны трех видов…

А через час приехал лесник (рейнджер) и выписал мне повестки в суд за парковку и рыбалку в неположенном месте в границах природного парка, что есть уголовное преступление по законам штата Нью-Мексико. Вообще-то, парковая полиция в подобных случаях зачастую ограничивается внушением, но то ли ему не понравился мой акцент, то ли нью-джерсийский номер на машине, то ли изжога с утра мучала…

В общем, отвел я машину туда, куда надо, а сам встал на бережок – тоже уже куда надо, и продолжал ловлю с тем же неуспехом, пока не приехала компания веселых латинов из города Санта-Фе. Они удивились моему акценту, подарили полдесятка тройников и объяснили, что надо делать.

А надо забрасывать спиннингом утяжеленный тройник так, чтобы он лежал на дне в прямой видимости от берега, и резко дергать, когда над ним проплывает стайка лососей. Лосось зацепляется то брюхом, то жабрами, и ты выволакиваешь его на берег. Не бином Ньютона, но требует некоторой сноровки.

В общем, поймал я с помощью добрых аборигенов пять лососей, каждый на полкило, и с такой неслыханной добычей отправился домой.

Но с повестками в суд дела оказались не столь хороши, поскольку вызывали меня не в какой-нибудь транспортный, а в самый настоящий уголовный суд, и грозило мне стать «лицом с уголовным прошлым». Начал я искать адвоката, и выяснилось, что суд расположен в такой дыре, что адвокаты там просто не живут. Адвокаты живут в больших городах на расстоянии по крайней мере двухсот миль от этого суда. То есть адвокат готов туда ехать, но только то время, которое он проведет в пути, обойдется мне в кругленькую сумму…

В общем, не буду вас утомлять подробностями, но нашел я адвоката, который жил не очень далеко от суда, миль за сто. Это был замечательный мужик испанского происхождения, лет семидесяти, в свое время служивший на авианосце в Тонкинском заливе во времена случившегося там кризиса, с предками, живущими в Нью-Мексико уже лет триста. Я приехал к нему в офис в городе Эспаньола, и он показал мне фотографию авианосца и оригинал вольной, которую один из его прапрадедов дал своим черным рабам в середине XIX века, еще до гражданской войны.

Благоприятным для меня обстоятельством послужило то, что я оказался единственным в этот день подсудимым, и судье совершенно не хотелось пилить сто пятьдесят миль в один конец от своего основного места работы только ради меня. Джентльменское соглашение было заключено в баре, где судья и мой адвокат наткнулись друг на друга за день до суда.

Так что меня без суда и следствия приговорили к доброму деянию на пользу общества, а именно пожертвованию в размере ста долларов в пользу местного молодежного футбольного клуба.

И обошелся мне каждый лосось всего в сто семьдесят пять долларов – в основном адвокатского гонорара.

Красная рыба, одним словом. Не жалко.

Следующей осенью опять туда поеду. Присоединяйтесь.

Имя розы

Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет.

У. Шекспир

В один прекрасный день один человек решил, что роза называется розой совершенно неправильно. Не то чтобы у него были личные счеты с этим названием, но с чисто научных позиций неправильно это.

Сам он ученым не был, но намедни прочитал, что у древних ацтеков роза называлась попокакацетлькактус. И совершенно ясно, что такое имя, особенно сокращенное до «кактус», гораздо больше соответствует этому растению. И колючки, и лепестки дикой, не испорченной цивилизацией, розы напоминают лепестки кактусов в пустыне Калахари. Просто одно лицо, особенно на спутниковой фотографии.

И стал человек называть розы кактусами, и, представьте себе, никакой всемирно-исторической катастрофы не произошло. Правда, разговоры с соседями о цветах каждый раз удлинялись на полчаса – пока собеседники догадывались, о чем, собственно, речь. Но, в конце концов, что может быть дороже радости человеческого общения? Чем дольше, тем лучше.

В один прекрасный день человек (уже другой) решил, что дальше так жить нельзя.

В детстве его родители уделяли все внимание не ему, а своим розовым клумбам. И не далее как вчера продирался он через розовые кусты и не получил от этого процесса никакого удовольствия. И что именно все эти идиоты (то есть человечество за вычетом его самого) находят в таких мерзких сорняках?

Был он человеком относительно интеллигентным, хотя сам страшно не любил это слово – ну, почти как слово «роза». Просто рука его тянулась к пистолету при слове «интеллигент» – и упиралась в мобильный телефон… Хотя он вполне мог по-албански изъясняться и писал в писсуар, а не в подъезде, легко мазурку танцевал и кланялся непринужденно, пользовался поисковиком и даже когда-то прочел Стругацких – а что может быть более отвратительным родимым пятном интеллигента свинячьего, чем чтение Стругацких?

В общем, сел он к своему интеллигентскому компьютеру и вычитал на интеллигентском сайте, что в Африке существует разновидность роз с совершенно омерзительным запахом, ядовитыми шипами и к тому же питающаяся маленькими симпатичными животными, если те сваливаются в разинутую цветочную пасть. Называлась эта роза – в переводе с суахили – дерьмоцвет поганый.

Человек ужасно обрадовался и с тех пор в разговорах с соседними розовладельцами только этим словом и пользовался. «Ну как, отцвели ли уже дерьмоцветы в саду? Я слышал, что кабаны подрыли ваш любимый дерьмоцвет». Соседи почему-то волновались и норовили заехать ему в голову каким-нибудь нехрупким предметом. Но не попадали.

И только розам было совершенно плевать. Они по-прежнему распускались по утрам и читали про себя сонеты Шекспира.

Круговорот вещей в природе

Главное, что отличает одну вещь от другой – это период полураспада.

Например, период полураспада у серебряного подстаканника с лебедями, сработанного еще до советской власти, и даже у относительно нового стакана чешского хрусталя, живущего у нас в семье с семидесятых годов, очень длинный.

И у