Дантисты тоже плачут - Дарья Донцова

Мой рот невольно открылся. Конечно, Сонькапрекрасно выглядит, лет на тридцать пять, не больше. Но можно ли считать ееневинной после двадцати лет брака с Левчиком? Однако Марту Игоревну не смущалиподобные мелочи.

– Вот еще Кокочку в надежные рукипристрою, – размечталась она. – Вдруг удастся, как думаешь?

Я посмотрела на кислую физиономию младшейдочери вдовы и вздохнула. По-моему, у Коки нет ни одного шанса.

После обильного праздничного ужина мы еле-еледобрались до дома. Александр Михайлович плюхнулся в гостиной на диван имоментально содрал галстук-бабочку.

– Больше ни за что не надену эту удавку.

– Ты прекрасно выглядел, посмотримзавтра, как получишься на снимках.

– На каких снимках?

– Разве не заметил корреспондентов?Свадьба Новицкого – лакомый кусочек для светской хроники. Бьюсь об заклад,утром многие газеты опубликуют фото.

Но я ошиблась. Фотографии попали уже ввечерние выпуски. Сообщили о бракосочетании и в выпуске новостей по московскомуканалу. Мы как раз включили телевизор.

– Одним завидным женихом стало сегодняменьше в Москве, – бодро вещала хорошенькая репортерша отделаискусства. – Известный портретист Казимир Новицкий сочетался браком сникому не известной Софьей Арцеуловой, эмигранткой из Украины. ГоспожаАрцеулова старше своего жениха, и это для нее второй брак.

На экране возникла свадебная церемония. Камерамедленно показывала лица. Александр Михайлович схватился за голову.

– Завтра вся работа будет надо мнойпотешаться. Я похож на престарелого бультерьера.

Наташка и Зайка захихикали, я осталасьспокойной. Посмотрим, старичок, как будет исходить смехом твоя контора, когда япоймаю убийцу Нелли Резниченко.

На следующий день решила разыскать Розу Седых,работавшую когда-то у Носорога. Седьмая больница – гигантское сооружение, целыйкомплекс. Я пошла искать административный корпус. Двухэтажное здание, гденаходился местный отдел кадров, стояло в отдалении от остальных помещений.

Молоденькая служащая, ведавшая компьютером скартотекой медсестер, страшно растрогалась услышанной историей. Оказывается, уРозы Седых были родственники в Америке, вполне состоятельные люди. Недавно онискончались, оставив женщине большое наследство. Но, к сожалению, адресом Розызавещатели не располагали, знали только, что племянница – медсестра в больнице№ 7.

Инспекторша, горя желанием помочь, бодрозащелкала мышью, и я с изумлением узнала, что Роза Седых до сих пор работает вгинекологическом отделении. Нашелся и домашний адрес.

Потратив минут пятнадцать на поиски нужногоотделения, я поднялась на седьмой этаж необъятного корпуса. На постураскладывала лекарства пожилая женщина с добрым лицом.

– Можно увидеть Розу Седых?

– Она уволилась несколько недель томуназад.

– Как уволилась? В администрации ничегоне говорили про то, что Роза бросила работу.

Пожилая медсестра улыбнулась:

– Так у них теперь везде компьютеры. Покаинформацию загрузят, пока обработают. Раньше удобней было, придешь сама изаявляешь служащим об отпуске, отметят в карточке, и гуляй. А сейчас с одногокомпьютера на другой сведения передают и вечно половину теряют.

Решив не расстраиваться, я поехала к Розедомой. Дорога казалась странно знакомой. Когда увидела дом, сразу вспомнила –здесь на первом этаже жила найденная на свалке девушка. Роза Седых была еесоседкой. Дверь открыл Никита, жених покойной Кристины. Он удивился:

– Вы? Опять у Алевтины были?

Я удивилась не меньше.

– Скажи, Никита, Роза Седых кем тебеприходится?

– Мамой, а что?

– Можно с ней поговорить?

– Она на работе.

– Ты знаешь, что мама уволилась изгоспиталя?

– Конечно, она теперь служит няней уВладимира Петровича Резниченко, он живет на улице Усиевича.

В моей голове что-то щелкнуло, из разныхкусочков сложилась целая картинка: красивая шатенка из книжного магазина, матьНикиты, няня Юры – это все Роза Седых. Следовало думать, под каким предлогомнапроситься в гости к Владимиру, чтобы познакомиться с дамой поближе.

Дома я застала невероятное оживление. Манядемонстрировала собравшимся новую работу. Большой темно-синий кувшин спронзительно желтыми нарциссами. Невероятной яркости букет стоит на столе,покрытом скатертью в красно-белую клетку. За букетом на стене висят часы скукушкой – «ходики», как называла их бабушка. Чуть поодаль, на углу стола, спиттрехцветная кошка с несуразно короткими лапами и невероятно толстым хвостом.При первом взгляде на произведение кажется, что его создал художник с дефектомзрения – настолько искажены все пропорции. Даже кошка гляделась угловатой, чтовообще-то несвойственно этим тварям. Называлась композиция «Воспоминания олете».

– А где же тут лето? – спросилпрактичный Аркадий.

– Трудно объяснить смысл картинычеловеку, не понимающему живопись, – сообщила Маня. – Это кошкавспоминает о лете, грезит о теплых солнечных деньках и питательных мышках.

Мы переглянулись.

– Это никому не понравится, – неуспокаивался Кеша, – и потом, что за дикое сочетание синего, желтого икрасного цветов?

Маня передернула плечами. Но, наверное,Аркашка и правда плохо разбирался в живописи. Картина продалась через час послетого, как оказалась в галерее, и принесла Манюне три тысячи долларов.

Пока домашние обсуждали шедевр, я подобраласьпоближе к Еве.

– Как дела, детка?

– Прекрасно.

Девочка и впрямь выглядела чудесно. С лицаисчезло затравленное выражение, щеки стали розовыми. Даже ходить ребенок сталнормально, а не боком.

– Папа сказал, если я закончу год безтроек, он мне разрешит завести собачку, – радовалась Ева.

– Сейчас каковы успехи?

– Всего одна тройка, по алгебре.

– Молодец. Наверное, трудно пришлось?

Девочка засмеялась:

– Спасибо Марусе, она классно шпаргалкипишет.

– А новая няня ладит с Юрой?