Чужая война. Книга третья - Вера Петрук

Ему казалось, что он бежал по полю со зрелой пшеницей. Упругие колосья врезались в лицо и грудь, но Арлинг легко раздвигал их, не задумываясь, что иногда ломал хрупкие стебли. Наконец, поле кончилось, и халруджи вылетел на мостовую, рухнув коленями на камни.

Обрадовавшись компании, песчаный ветер, гонявший до этого редких прохожих, радостно бросился к нему, заключив в объятия, словно родного.

В ту ночь Арлинг Регарди получил все голоса судей, любовь кучеярских зрителей и звание первого урода Самрии. Когда довольный Сейфуллах отыскал его под кустом тамариска, человек, который не смог дать лилипутке Магде ничего кроме смерти, плакал.

Дорогу в гостиницу Арлинг помнил плохо. Также как церемонию вручения приза и получения звания первого калеки Самрии. Иман, наверное, посмеялся бы. Но учитель был далеко, в Пустоши Кербала, куда простые смертные не попадали. А он, халруджи, продолжал свой путь, несмотря на то что густой туман сомнений и страхов давно опутал горизонт его жизни. И чем дальше он шел, тем глуше становился мир, теряя свои очертания и краски. Скоро все вокруг станет серым и бесформенным, таким же, как его мысли и сердце.

Временами Сейфуллаха охватывали приступы неожиданного сострадания, и он порывался придерживать его за руку, хотя, скорее, держать следовало его. От Аджухама несло моханой сильнее, чем от самрийских канав сточными водами. Пир для победителей, в число которых также попали девушка-русалка и двухголовый человек, Регарди пропустил, о чем сейчас жалел. Возможно, Сейфуллах влил бы в себя меньшее количество моханы. Возможно, халруджи стоило последовать его примеру.

– Жаль мальцов, – протянул Аджухам, трясясь в повозке, которую ему любезно предоставил хозяин цирка. – Но ты был великолепен, халруджи! Просто великолепен! Можешь, когда захочешь. Только не понимаю, чего ты сейчас нос повесил? Спасти целых две жизни! Если учесть, что ты их обычно забираешь, то случилось чудо! Подумай о Балидете. Мы спасем Жемчужину Мианэ! Эй, люди! Дорогу! Едут те, кто закопает Маргаджана в песок по самое рыло! Ха-ха! А драганам мы оторвем их…

Арлинг не удержался и закрыл Сейфуллаху рот ладонью. Подумав, он решительно вытащил его за шиворот из повозки.

– Ай, как нехорошо, – укоризненно цокнул языком мальчишка. – Разве так поступают с хозяином? Что там говорил наш старик Махди? Служить своему господину так, будто твое собственное тело мертво. Это я должен решать, что хорошо и что плохо. Между прочим, быть господином халруджи чертовски трудно. А ты думал, что только тебе тяжело? Да мне в тысячу раз труднее! Такая ответственность! Поставь меня на землю.

Регарди послушался, удивленный, что Аджухам способен на трезвые мысли.

– Вы свободны, – бросил он слугам. – Дальше пойдем сами, здесь недалеко.

Нарзиды вопросительно посмотрели на Сейфуллаха, но тот лишь махнул рукой.

– Халруджи хочет, чтоб я проветрил голову, – рассмеялся мальчишка. – Пусть будет так. Передавайте привет мастеру! – И, наклонившись к Арлингу, шепотом добавил. – Только если нас ограбят во второй раз, я сделаю с тобой что-нибудь очень плохое, понял?

– Поэтому нам лучше идти самим, – прошептал халруджи в ответ. – И другой дорогой.

– Как знаешь, но я тебя предупредил, – фыркнул Сейфуллах, загребая дорожную пыль носками сапог. Поднимать ноги выше у него не получалось.

Буря утихла еще до полуночи, но оставила после себя барханы песка, которые встречались в самых неожиданных местах – даже в фонтанах. Работы местным уборщикам хватит не на один день. Непогода разогнала по домам запоздалых гуляк, и улицы были почти пустыми. Тем не менее, Арлинг подолгу прислушивался к ночи, прежде чем пересечь открытое место или зайти в подворотню. Аджухам ворчал, что его душа хочет петь, а ему приходится месить коленями уличную грязь, но послушно плелся за ним.

Когда они добрались до «Трех Пальм», Регарди даже пожалел, что ничего не случилось. Никто не покусился на их приз в виде головного обруча из редкого минерала – курагия. Считалось, что курагий обладал мистическими свойствами. Например, мог отличить ложь от правды, указать на яд или обнаружить воду в пустыне. По словам Аджухама, курагий добывался керхами у подножья Гургарана и стоил целое состояние. Халруджи считал, что лучше бы обруч был сделан из настоящего золота, но держал мнение при себе, не желая расстраивать Сейфуллаха. Молодой купец давно не был в таком приподнятом настроении.

И все-таки Регарди жалел, что местные воры не проявили к ним интерес. Возможно, хорошая драка помогла бы ему забыть прикосновение к шее лилипутки, которое никак не покидало его. Поняв, что уже третий раз обходит дворами гостиницу, Регарди подхватил под локоть считающего звезды Сейфуллаха и потащил его к черному входу. Проходить через парадное крыльцо, которое хорошо просматривалось из окон соседних домов, показалось небезопасным.

Несмотря на то что их комнаты никто кроме горничных не посещал, Арлинг вылил всю воду из графинов и выкинул фрукты из тарелки. Сбрасывать со счетов вероятность того, что хитрый недруг мог отравить еду и напитки, не стоило. Ему нестерпимо хотелось что-нибудь разбить, разрушить, уничтожить. Только не поджечь. Запах дыма еще долго будет вызывать у него тошноту.

Первым делом, он достал мешочек с лекарствами, доставшийся от имана, и перетряхнул содержимое. К счастью, порошок из шибанских земляных ос был на месте. Разведя в стакане густую смесь, от которой по всей комнате разлилось редкостное зловоние, он скрутил Сейфуллаха и, зажав ему нос, влил в него чудо-напиток.

Столь строгая мера была необязательной, потому что Сейфуллаху хватило бы хорошего сна, чтобы развеять винные пары моханы, но без этой маленькой мести, Регарди чувствовал бы себя еще хуже.

Оставив Аджухама приходить в себя на кровати, он принялся за свои руки. Ожоги были не сильными, но ирония судьбы заключалась в том, что содранная кожа с ладоней и пальцев на много дней лишила его возможности различать цвета.

Достав пузырек с драгоценным маслом пустынной розы, Арлинг осторожно взболтал его, и, приоткрыв пробку, с наслаждением понюхал. К зловонию земляной осы добавилось благоухание райского сада. Растерев масло с семенами чингиля, он окунул в смесь ладони и, решив, что можно обойтись без проявления мужества, зашипел от боли. Казалось, что кожу облили жидким огнем. На этот раз боль не помогла. Тело чувствовало себя почти хорошо, но вот то, что творилось на душе, затягивало, словно трясина. Он все еще барахтался там, в паутине веревок под куполом цирка, надеясь, что может что-то изменить в мире.

Арлинг уже заканчивал бинтовать руки, когда в дверь постучали. Громко и настойчиво. Халруджи поморщился. Он не знал ни одной причины, зачем Терезе понадобился Аджухам в столь поздний – или ранний час. Если она, конечно, пришла к Сейфуллаху, потому что общих дел между дочерью императорского казначея и халруджи быть не могло. С Терезой пришел кто-то еще, вероятно, охранник, но его запах показался Арлингу знакомым.