Победитель остается один - Пауло Коэльо

…Он замечает, что Ева снова проверяет свой мобильный телефон.Прежде у нее не было такой привычки. Сказать по правде, он ненавидит этоустройство: быть может потому, что оно напоминает ему о ее прошлом, о которомон не мог бы с непреложной уверенностью сказать, что оно и впрямь прошло,минуло и кануло… Не мог бы, ибо никогда не говорил об этом с Евой. Хамид Хусейнглядит на часы — пожалуй, у него есть еще время без особой спешки допить кофе.Потом переводит взгляд на кутюрье.

Ах, как было бы славно, если бы все действительно начиналосьна фабрике красителей, а завершалось на подиуме! Но дело обстоит совсем иначе.

С этим человеком, который сейчас невидящим взглядомсозерцает горизонт, они встретились впервые на «Первом взгляде». Хамид в тупору еще работал в своей компании, хотя шейх уже сформировал маленькую армию изодиннадцати человек, призванных воплотить его идею через моду показать своймир, свою веру, свою культуру.

— Нам с вами по большей части объясняют здесь способпредставить простые вещи чем-то невообразимо сложным.

Они проходили мимо стендов с образцами новых тканей,красителей, изготовленных по новым технологиям и предназначенных дляиспользования в ближайшие два года, все более и более замысловатых аксессуаров:здесь были пояса с платиновыми пряжками, открывающиеся нажатием кнопки футлярыдля кредитных карточек, браслеты, регулируемые с точностью до миллиметраблагодаря инкрустированному бриллиантами рычажку.

Кутюрье тогда смерил его взглядом:

— Мир — сложен. Был, есть и всегда будет.

— Я так не считаю. И если я когда-нибудь оставлю своюнынешнюю службу, то как раз для того, чтобы открыть собственное дело, котороебудет разительно не похоже на все, что мы видим здесь. Собеседник рассмеялся:

— Вы не знаете, что это за мир. Слышали, наверное, проФедерацию? Иностранцам чрезвычайно трудно туда попасть.

Французская Федерация высокой моды и в самом деле былачем-то вроде одного из самых закрытых клубов. Основанная в 1868 году, онаобладала неимоверным могуществом: она зарегистрировала марку «Haute Couture»,так что никто больше не имел права использовать этот термин, если не хотелпопасть под суд. Выпускала десятитысячным тиражом официальный каталог своихвыставок, проходивших два раза в год, решала, как распределить две тысячиаккредитаций среди журналистов со всего света, отбирала крупных покупателей,определяла места показа — соответственно значению стилиста.

— Знаю, — ответил Хамид, прекращая на этом беседу.У него было предчувствие, что человек, с которым он разговорился, в самомскором времени прославится. И еще — что они никогда не будут друзьями.

Через полгода все было готово для решительного шага: онуволился из фирмы, открыл на Сен-Жермен-де-Пре свой первый магазин и началборьбу. Он проиграл много сражений. Но понял одно: нельзя склоняться передтиранией «больших домов», определяющих тенденции моды. Он должен был статьоригинальным — и стал. Потому что с ним и за него были простота бедуинскиходеяний, мудрость пустыни, опыт, обретенный за год работы в крупной компании,толковые финансисты и совершенно ни на что не похожие, невиданные прежде ткани.

Еще через два года у него было уже пять или шесть крупныхмагазинов в разных городах Франции, и его приняли в Федерацию — не столькоотдавая должное его дарованиям, сколько благодаря связям шейха, чьи эмиссарыупорно и настойчиво обрабатывали местные филиалы французских фирм.

Утекло уже немало воды пол парижскими мостами, люди меняливоззрения и взгляды, избирались новые президенты, уходили на покой старые,передовая технология приобретала все больше сторонников, интернет стал самойчто ни на есть массовой коммуникацией, усилиями общественного мнения удалосьобеспечить почти полную прозрачность во всех сферах человеческой деятельности,роскошь и гламур отвоевали ненадолго утраченные позиции. Бизнес Хамида рос,развивался и распространялся по всему миру, охватывая теперь уже не толькоодежду, но и аксессуары, мебель, косметические средства, часы, эксклюзивныетекстильные товары.

Хамид Хусейн стал теперь властелином целой империи, и все,кто вкладывал средства в его мечту, получили за свои инвестиции сторицейкрупных дивидендов, выплаченных акционерам. Он продолжал сам курировать большуючасть своих проектов, присутствовать на важнейших фотосессиях, сам делал эскизыдля значительного числа моделей, не реже трех раз в год бывал в пустыне имолился на могиле отца, после чего отчитывался перед шейхом о состоянии дел. Нопомыслы его с какого-то времени были заняты новым вызовом: он решил снятьфильм.

…Взглянув на часы, он говорит Еве, что пора идти. Таспрашивает:

— Неужели это так важно?

— Нет, не важно. Но я бы хотел, чтобы тыприсутствовала.

Ева поднимается. Хамид в последний раз окидывает взглядомодинокую фигуру знаменитого кутюрье, отчужденно созерцающего Средиземное море.

В юности у всех одна и та же мечта — спасти мир. Потом одниоб этом забывают, убедившись, что есть дела поважнее — обзавестись семьей,заработать денег, поездить по свету, выучить иностранный язык. Другие же решаютпринять посильное участие в том, чтобы изменить общество, и в тех процессах,которые определят, каким наш мир достанется следующим поколениям.

Они начинают выбор профессии: идут в политики (поначалунеизменно руководствуясь желанием помочь своей общности), в социальныеактивисты (те свято веруют, что преступность порождается классовыми различиями),в художники (а эти не сомневаются, что все пропало и надо начинать с нуля)и… — в полицейские.

Инспектор Савуа был совершенно уверен в том, что может бытьочень полезен обществу. Прочитав множество детективов, он воображал, что еслизлодеев посадить за решетку, всем добрым людям непременно найдется место подсолнцем. Он с энтузиазмом постигал премудрость полицейской науки, получалвысокие баллы на экзаменах по теоретическим дисциплинам, развивал силу ивыносливость, чтобы не сплоховать в опасной ситуации, учился метко стрелять,хотя никогда никого не собирался убивать.

Прослужив в полиции год, он стал считать, что доскональноизучил специфику своего ремесла. Его товарищи жаловались на низкое жалованье,на прорехи в законодательстве и некомпетентность судей, на существующее вобществе предубеждение к слугам закона и блюстителям правопорядка. С течениемвремени все оставалось неизменным, пребывало в прежнем виде, а прибывало толькоодно.

Бумаги.