Финал - Стефани Гарбер

Упавшая Звезда уронил руку и, к удивлению Скарлетт, одарил ее еще одной неестественной улыбкой.

– Если бы ты приняла меня слишком легко, я был бы разочарован. Но ты не станешь и дальше сопротивляться мне. Ты мой единственный ребенок. Когда я взойду на трон, то разделю с тобой всю Меридианную империю – если, конечно, ты станешь той, кем я хочу.

Он взмахнул своей огромной рукой, и ужас Скарлетт усилился, когда искры в воздухе взорвались пламенем, заполнившим пространство над их головами и скрутившимся в сияющие формы. Она увидела себя сидящей на троне в пышном вечернем платье, с украшенной драгоценными камнями диадемой на голове и вереницей поклонников, одни из которых стояли на коленях, а другие протягивали ей замысловатые дары.

– Я могу осуществить все твои самые смелые мечты, как только ты обретешь свои силы. Я могу превратить тебя в Мойру вроде себя самого.

Скарлетт удержалась от замечания, что вовсе даже не мечтала ни превращаться в богиню Судьбы, ни властвовать над империей, но тут Упавшая Звезда снова взмахнул рукой, и огненный образ изменился.

Скарлетт по-прежнему находилась в тронном зале, но теперь была распростерта у ног Упавшей Звезды, а вместо диадемы на ее голове была клетка.

– Выбирай, какое будущее тебе больше по душе. Подумай об этом, пока меня не будет. Моя прекрасная Узница составит тебе компанию и напомнит, что произойдет, если попытаешься покинуть Зверинец.

Он погладил прутья позолоченной клетки, и Скарлетт, наконец, поняла, почему молодая женщина показалась ей такой знакомой. Да ведь это еще одна Мойра, Узница! В Колоде Судьбы ее карта имела двойное значение: иногда ее изображение сулило любовь, но обычно – жертву.

Скарлетт не могла вспомнить, каковы способности Узницы, но надеялась, что они не связаны с предсказанием судьбы. Внезапно глаза молодой женщины из лавандовых стали белыми, и она объявила:

– С нетерпением жду, когда ты превратишься в ту, кто ему всего желанней!

Донателла

Телла надеялась встретить Легендо, когда, наконец, заснет. Ей было все равно, станет ли он сторониться ее из-за ее отказа или даже не вполне воскреснет, лишь бы появился в ее сне! Подметая разорванным подолом некогда небесно-голубого платья полы замка Идиллуайлд, она поднималась с этажа на этаж, собирая обрывки блесток с выброшенных бумажных звезд и обыскивала бальный зал, в котором не было бала.

Она знала, что видит сон, но он куда больше походил на забытые воспоминания. В отличие от первой ночи последнего Караваля, когда она прибыла сюда в сопровождении Данте, сейчас в бальном зале было тихо, если не считать журчания нескольких жалких фонтанчиков. Тогда из них мощной струей било темное бургундское вино, а теперь едва капала ржаво-красная жидкость цвета разбитых сердец.

Джекс неторопливо вышел из стоящей в центре зала клетки, как всегда, невероятно элегантный даже в мятой и кое-как застегнутой одежде. Ослепительно сияющие золотистые волосы падали ему на глаза, придавая разнузданный и одновременно очень привлекательный вид.

Неспешным плавным взмахом ножа он отрезал дольку небесно-голубого яблока – точно такого же цвета, как ее платье – положил в рот и принялся смачно жевать. При виде его у Теллы вспыхнули щеки.

– Что ты здесь делаешь? – требовательно спросила она.

– Отнюдь не веселюсь, вопреки ожиданиям. – Он подошел ближе. Сегодня вечером от него исходил особенный, божественный аромат яблок вперемежку с какой-то неизвестной Телле пряностью. Она попыталась убедить себя, что наслаждается этим запахом, поскольку, пока бодрствовала, ощущала лишь зловонное дыхание смерти, но чем ближе подходил Джекс, тем сильнее ей приходилось бороться с желанием вдыхать его аромат. Что-то с ее сном было определенно не в порядке.

– Я ничего подобного не имела в виду, – раздраженно пояснила она. – И вообще, я дала тебе разрешение появиться в моих снах всего на одну ночь.

– И все же не стала чинить мне препятствий нынче вечером? – Он провел острым кончиком лезвия ножа по своим идеальным губам. – О чем ты думала перед сном?

– Уж точно не о тебе.

– Правда? – усмехнулся он. – И не желала моего присутствия, чтобы я забрал твою боль? – Он продолжал играть ножом, но взгляд его нечеловеческих глаз смягчился, скользнув по ее взлохмаченным кудрям, рукам без перчаток, и, наконец, остановился на обтрепанном подоле изорванного бального платья. Телла совсем было решила, что он обеспокоен, пока он не сказал: – Выглядишь препаршиво.

– Невежливо говорить девушке подобное, – огрызнулась она.

– Я явился сюда не для того, чтобы быть вежливым, любовь моя. – Он со стуком уронил нож на пол и подошел ближе. – Я здесь, потому что ты меня призвала.

– Ничего подобного я не делала.

– Значит, ты не хочешь, чтобы я забрал твою боль? – уточнил он, глядя на нее голубыми, как полированное морское стекло, глазами. – Я могу заставить тебя почувствовать все, что захочешь, когда проснешься. Достаточно просто попросить.

Положив свою холодную ладонь ей на щеку, он принудил ее наклонилься ближе.

Телле следовало бы отстраниться. В памяти снова всплыло слово «одержимость». Стоило Джексу дотронуться до нее, и она тут же перестала тревожиться о том, что это ужасная идея, или пытаться отпрянуть. Его прохладное касание остужало ее разгоряченную кожу, уговаривая закрыть глаза, прижаться к нему, принять то, что он предлагал.

– Разве теперь тебе не лучше? – Его холодные губы щекотали чувствительную кожу за ухом. – Просто скажи «да», и я заберу все, что причиняет боль, заставлю все позабыть. Еще я могу дать тебе то, чего не смог бы твой мертвый принц.

Дрожь пробежала по спине Теллы, глаза распахнулись. Ничего подобного она вовсе не хотела. Все, что причиняло боль, было неимоверно важно для нее: Легендо, ее мать, Скарлетт и Мойры, стремящиеся захватить власть в империи.

Телла покачала головой и отступила на шаг. Чтобы чувствовать себя лучше, ей нужен вовсе не Джекс. Необходимо проснуться, отыскать сестру, а затем отправиться на Исчезнувший Рынок и приобрести там секрет, который мог бы подсказать, как уничтожить Упавшую Звезду. Нельзя стирать свою боль, ведь именно она побуждает к дальнейшим действиям. Оттого, что это отрицательная эмоция, она не становилась менее ценной.

– Ничего подобного мы делать не станем.

Джекс покачнулся на каблуках и провел языком по кончикам зубов.

– Ты не хочешь почувствовать себя лучше?

– Нет, и ты мне тоже не нужен!

Он рассмеялся, запрокинув свою златовласую голову, и звук эхом разнесся по заброшенному бальному залу.

– Ты можешь говорить все что угодно, любовь моя, но думаешь-то по-другому, иначе меня бы здесь не было.

Скарлетт