Рядом с алкоголиком. Исповедь жены - Катерина Яноух

Я также позвонила маме и Марианне, чтобы они приехали, забрали детей и оставили их у себя на ночь.

Села к компьютеру. В перерывах между схватками я хотела просмотреть электронную почту.

В это время раздался звук поворачивающегося в замке ключа. Рихард!

Не было времени на выяснение отношений. Только не сейчас, когда наш ребенок готовится появиться на свет.

Он приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, но я его прервала.

– Я буду рожать дома. Звонила ЛиАнн, она уже в пути. Мне все равно, чем ты занимался, сейчас мы должны быть вместе. Ты меня слышишь… ай… сейчас мы должны, слышишь, тянуть одну лямку…

На минуту об алкоголе следовало забыть. Это было чудо, что в тот раз Рихард оказался на самом деле трезвым.

– Я звонила и моей, и твоей маме, – сказала я и встала из-за письменного стола. – Если бы они не могли…

– Понятно, я обо всем позабочусь, – сказал он. – Ни о чем не беспокойся. Теперь думай только о себе и о нашем ребенке. Иди приляг, я позабочусь о том, чтобы дети нормально собрались.

Я его послушала. Перестала суетиться. Думала только о себе. На какое-то время я забыла обо всем на свете.

Тело сотрясали родовые схватки. Пришла ЛиАнн, положив мне на живот руки, массировала его короткими круговыми движениями. Тепло ее сильных рук заглушило боль. Окунись в нее, Мариса, окунись в нее, говорила она мне, и я окунулась в боль. Не спрашивайте, как у меня это получилось, но я будто нырнула под огромную волну, ушла в спокойствие, под воду, под огромную шумящую массу. Там, внизу, было прохладно, спокойно и безопасно. Где-то в иной вселенной моя матка сокращалась, но боли грохотали высоко над моей головой. Боль оставалась, однако не приносила мне вреда. Зато матка работала с жизнеутверждающей силой. Я скользнула под поверхность и слегка двигалась вслед за своим телом. Боль утихла и ослабла. Схватки не ощущались. В тот момент даже мое сердце отдыхало… Я вдыхала и выдыхала, ЛиАнн меня массировала, а я все еще находилась в полусидячем положении. В состоянии вечного покоя, где-то в краю теней, на границе между жизнью и рождением, я вдруг увидела женщину, собирающую что-то на кроваво-красном поле. На небе клочьями висели тучи, но над ее головой соединялся небосвод…

Рихард позаботился о детях и теперь сидел рядом со мной, держа меня за руку. За окном шел легкий снег. ЛиАнн улыбалась мне. В комнате было тихо.

А потом родилась наша Юлия. Выскользнула на свет без боли и крика и теперь рассматривала нас своими темно-синими глазами. Это было прекрасное мгновение тихого семейного счастья. Впервые за последнее время Рихард и я чувствовали себя снова вместе. Мы были благословлены маленьким чудом, хотя обстоятельства были далеко не идеальными. В тот момент я ощущала огромное смирение.

Мы торжественно выпили лимонад и уселись в кухне, Рихард держал младенца на руках. Это было прекрасное мгновение. Тайм-аут от всех проблем и страхов.

Место нашего рождения – это уголок мира, где в какой-то определенный момент находятся избранные люди. Те, кто когда-либо побывал там, подтвердят, что это особое место. Незваные гости могут подсматривать, но вход им туда воспрещен.

Дни идут своим собственным чередом. Везде еще чувствуется запах плаценты и крови. Глазки открываются и закрываются. Малюсенький ротик жадно сосет, а матка все еще сокращается. Женская энергия. Мужская энергия. Детская энергия. В нашем вновь рожденном мире шел густой снег, а мы держали в руках теплый комочек новой жизни. Но дни после родов убегали слишком быстро. Засохший остаток пуповины отпал. Кожица на ножках и вокруг запястий слишком сухая, но в скором времени она станет крепкой и пухленькой младенческой кожей. Груди уже не тверды, как арбузные шары, из них льется животворящая влага. Младенец все спит и спит, и в какой-то момент он вдруг перестает быть новорожденным. Время идет. Движется. И иногда оно мчится слишком быстро.

Нам рассказали о частной клинике, в которой многим помогли перестать пить. Услуги были дорогими, но Ингегёрд сказала, что расходы может погасить «социалка». Хотя бы частично. Это был шанс.

Рихард не особо признавал свой рецидив, но согласился с тем, что заходить к Ингегёрд пару раз в неделю – этого мало. И все же он не хотел лечиться где-нибудь вне Стокгольма, провести хотя бы и пару недель в какой-нибудь дыре. Он хотел остаться в городе. Чувствовать под ногами асфальт, как он говорил. Я позвонила в «Либерти», так называлась клиника, и нас пригласили на консультацию прямо на следующий день.

«Либерти» занимала первый этаж кирпичного дома. Нас приняла высокая женщина в черном костюме, с красиво постриженными под пажа седыми волосами. Ее звали Гунвор, она была бывшей алкоголичкой.

Мы сидели и пили кофе, Гунвор слушала нас, кивая головой в знак того, что она знает, о чем идет речь. Потом она рассказала нам свою историю. О желании пить, которое все нарастало. Об утрате контроля. О том, как она прятала бутылки. О чувстве унижения. О походах от бара к бару. О сексе с незнакомцами. О пьянстве и многом другом, что пришло потом. О синяках и столкновениях с закрытыми дверями. Об абстиненции и боли. О тоске. Это была история о крутой и мощной любви, которую никто, сам никогда не страдавший алкогольной зависимостью, не способен понять.

Гунвор точно знала, что с нами происходит. Она говорила об алкоголизме, как о чем-то обыкновенном. Ее рассказ был очень впечатляющим. Она не стыдилась. Называла вещи своими именами.

В клинике люди распределялись по группам и работали на основе программы, которая называлась «12 шагов». Жившие с алкоголиками имели свой собственный день, когда должны были прийти и поделиться с остальными своим опытом.

По программе могли работать только те, кто удерживал себя в трезвости. Если человек срывался, его посылали домой. Всех участников каждое утро обходили специальные контролеры, чтобы с помощью теста на алкоголь узнать, не пили ли они. Получившие «зеленую карту» могли войти в овальную комнату и принять участие в дневной программе.

Когда мы ссорились дома, Рихард не раз орал, требуя, чтобы я приобрела тест на наличие алкоголя, а не ходила вокруг него и не принюхивалась. Теперь, наконец, он был под наблюдением иной инстанции, той, которую не мог обвести вокруг пальца.

Было приятно знать, где он проводит дообеденное время. Что его что-то заставляет встать, принять душ. Клиника была его работой с девяти до двенадцати, с понедельника по пятницу. После обеда туда по желанию могли приходить те, кто хотел принять участие в собрании Анонимных алкоголиков.

Гунвор зарегистрировала Рихарда. Он должен был явиться уже в понедельник.

В «Либерти» нам в определенной степени открыли глаза. Мы встречались с другими алкоголиками, наркоманами и их близкими. Матерями, отцами, братьями и сестрами, взрослыми детьми. Мы поняли, что мир алкоголиков гораздо шире и разнообразнее, чем принято считать. Мы также узнали, что алкоголизм – это болезнь, а не нечто, что можно просто стряхнуть, как засохшую грязь. Алкоголик стремится к трезвости. Но этого недостаточно. Он нуждался в активной помощи самому себе. В понимании болезни, называемой алкоголизмом.