Самолет улетит без меня - Тинатин Мжаванадзе

– Чаю попьем? А то я никак не согреюсь.

– А давай, – согласился он. – Наливай прямо, уже все готово на печке.

– Печка – это хорошо-о-о-о, – протянула Марех, наливая чай в стаканы – кипяток закручивался в буруны. – Какие у вас тут сплетни новые?

– Да вроде ничего такого, – задумался папа. Помолчал и вдруг сказал: – Йосеб умер.

Марех не сразу поняла, почему расстроилась. Поставила чайник снова на печку, долила воды.

– Сердце, говорят. Нашли его быстро, он же целыми днями крутился, дом ремонтировал, сад разгребал. Даже мандарины свои захудалые успел собрать! Что там у него выросло-то, дички одни.

– Почему сердце? Он же был не очень старый?

– А Бог его знает. Тюрьма столько лет – не санаторий же. И знаешь еще что, – вдруг сказал папа другим голосом, – он где-то с месяц назад приходил ко мне насчет тебя разговаривать.

– В каком смысле? – остановилась Марех.

– Ну вроде как жениться хотел. Глупости, конечно. Я ему немного резко ответил, он ушел и больше не приходил. И вот так вышло. Но ты не расстраивайся, он же был не совсем нормальный.

Мама пришла с дровами, уселась на скамеечку.

– Сегодня уже не могу, устала, – выдохнула она. – Завтра кукурузу полущим, ты мне поможешь?

Марех кивнула, прилегла на диванчик и закрылась колючим одеялом.

Огонь трещал, печка покраснела боками, никуда не надо было спешить.

Родители тихо переговаривались, звякали посудой, дом тихо отделился от земли и поплыл в открытое море, где бушевал шторм.

– Ты когда едешь?.. Молчит. Или она спит уже? – прошелестела мама, и мелькнуло: этот ужасный Носка – единственный, кто просил моей руки у папы.

И все поглотила густая, успокоительно пахнущая мандариновыми корками и листьями эвкалипта тьма.

– Зачем ты опять берешь эти пули дурацкие? – Мать раздраженно повертела в руках коробочку с белыми, аккуратными, похожими на съедобное драже горошинками.

– Дома же нельзя стрелять, – хмуро отозвался мальчик. Его разбудили ни свет ни заря, накормили рисовой кашей, и от предчувствия длинной – в целый бесконечный день – дороги его уже поташнивало.

– А на улице можно? А если кому-то в глаз попадешь? По птицам тоже нельзя стрелять. Главное – не принести вред, – назидательно по привычке сказала мать и положила в рюкзак боеприпасы.

– Кому вред – себе или другим? – спросил мальчик.

– Никому, – ответила мать. – Никому.

Раннее утро обещало долгий путь по солнцу, но мальчик упрямился и не хотел пить таблетку от укачивания.

– Вот опять ты ему потакаешь, – отец стаскивал чемодан. – Зачем на три дня брать столько вещей? Конечно, не самой же тяжести носить, кого моя спина интересует.

– Хватит ворчать, – пытаясь разогнать назревающую ссору, мать пристально вгляделась в лицо мальчика. – Видишь, из-за тебя опять мы с папой ссоримся. Не надо таблетку вылизывать – просто быстро проглоти ее, и все!

– Я потом выпью, – отрезал мальчик.

– Потом будет поздно, когда ты всю машину заблюешь, – мать швырнула серебристый блистер в сумку. – Ты, главное, смотри вперед и живот не распускай.

– Зачем ребенка накручивать? – Заводя машину, пахнувшую бензином, отец явно не был настроен на мир. – Если ему с утра говорить о том, что он сблеванет, конечно, так он и сделает.

– Ты не мог бы заняться своим делом? – Мать перегнулась назад и протянула мальчику, вертевшему в руках пистолет, бутылочку с водой. – Если что – не молчи и не терпи, сразу остановим.

Отец вел машину как всегда – ровно и уверенно. Домочадцы любили редкие часы, когда папа с ними, а не на работе. Впереди были три дня развлечений, встреч, застолий и моря. Осень еще не успела ободрать платья с деревьев, мимо окон неслись столбы, поля со стогами сена, все в теплых, золотистых и охряных цветах.

Мальчика этот ровный ход машины убаюкал. Он улегся на заднем сиденье и заснул, положив под щеку пистолет.

– Надо забрать, – озабоченно сказала мать, поглядев назад. – И окно закрыть, а то его продует.

– Не трогай, а? – Отец вел машину с непроницаемым лицом – что-то его заставляло оставаться в образе суровом и неприступном.

– У него щека будет вся помятая, – возразила мать.

– Не будд, сказано тебе, спит тихо – не трогай, – рассердился отец. – Еще успеет проснуться и устроить тут концерт. Дала бы таблетку выпить – ехали бы спокойно.

Женщина не ответила, сказав себе – не поддаваться и не нагнетать. Пусть говорит что хочет, можно же проехать несколько часов не ругаясь. Только бы он выговорился и замолчал.

Мужчина ждал возражения, не дождался и немного успокоился.

– Давай хорошенько отдохнем, а то все время одно и то же, – нарочито весело предложила жена. – Мы же будем в гостинице жить? Утром шведский стол, красота!

У мужчины разгладилось лицо – он любил, когда жена была довольна его умением устраивать жизнь. Вроде бы демоны ссоры улеглись, и дорога стала невыразимо приятной – хоть ненадолго. Солнце и теплый воздух, мелькание теней листвы, родники на обочине, сельчане с ровными рядами фруктов – умиротворение заполнило машину, и оба наслаждались покоем и ожиданием предстоящего отдыха.

Мальчик завозился сзади, приподнялся и сел. На его щеке действительно отпечатался пистолет, и он захныкал, потирая лицо.

– Не проголодался, мумрик? – ласково спросила мать.

– Вот как раз скоро подъедем к нашему месту, – сбросив скорость, отец высматривал нужный поворот. – Полчасика на воздухе, и дальше поедем, только пусть он много не ест.

– Может, на этот раз выпьет таблетку, – мать с надеждой поглядела назад. Мальчик сидел по-прежнему хмурый, и она в который раз ощутила укол в сердце – другие дети были бестолково жизнерадостными, и это казалось единственно правильным, и она винила себя в том, что ее ребенок такой непохожий на других.

После обеда дорога потекла снова – природа после перевала стала ярко-зеленая, влажная и внесезонная. Только яркие лампочки хурмы на голых ветках сияли знаком осени, да палочки виноградного лакомства, висящие рядами, шевелил на придорожных самодельных прилавках деликатный ветерок.

– Что-то мне захотелось с орехами, – отец тормознул машину, мать недовольно поморщилась.

– Ехали бы и ехали, зачем ребенку лишние соблазны? Мало ли кто и как готовил эти чурчхелы, – сказала она. – И еще целый день на дороге висят, все выхлопные газы и сажа пойдут в желудок.

– А он пусть потерпит, – отмахнулся отец, сторговал две палочки, и они двинулись дальше.

Мальчик щелкал пистолетом, равнодушно глядя в окно.

– Задвинь башку обратно, продует же, – мать старалась обезопасить общее настроение, ощущая желание взять ребенка и обнять его у себя на коленях.