Карамель. Новый Мир - Кристина Тарасова

– Всё.

– Могу сказать. Если спустишься на самый нижний из существующих в Новом Мире мостов и посмотришь себе под ноги, непременно разглядишь странный блеск. Словно натянутое полотно, брезент. Словно земли там нет и, если свалишься, до неё не долетишь. Есть что-то другое. Перекрывающее.

– Наверняка, ещё одна защитная конструкция изобретателей и конструкторов, великих умов Нового Мира. Чтобы гадкие испарения от мёртвой земли не поднимались к нам. Логично?

– Или чтобы гадкие люди не могли спуститься к возможно немёртвой земле.

– Ты больной и фантазия у тебя больная, Каин.

– Наличие фантазии лучше, нежели её отсутствие, Карамель. Жить веселей.

– Ты живёшь не для веселья. У каждого есть свой долг – перед государством в первую очередь, а затем и перед самим собой: выстроить лучшее будущее, работать на благо мира. Понимаешь?

– Тебе мозги промыли.

– У меня они хотя бы есть.

– Только их притупили действия таблеток.

Стремлюсь обозначить свою позицию:

– Очевидно, ты желаешь, чтобы я помогла тебе…

– В моих действиях и словах, Карамель, – перебивает он, – нет злого умысла. И познакомиться я хотел не ради выгоды. Моя цель – нести правду.

– Твоя правда однобока, янтарные глазки.

– Ты поймёшь, сама всё поймёшь. Мы не такие как вы – верно; но мы не плохие. Другое – не значит «плохо», незнакомое – не значит «опасно», чужое – не значит «не способно стать родным».

– Что ты сделал кроме слов, Каин? – спрашиваю я. – Ты типа связиста или вся твоя внутренняя революция – содрогание воздуха с целью раскачать лодку изнутри? У всего есть последствия – готов ли ты к своим или движешься на неясном максимализме?

– Чёрт, а ты, Голдман, действительно умна, – улыбается парень.

Пытается отвести взгляд, сместить центр внимания. Говорю:

– Это не ответ.

Продолжает:

– Мне говорили, как ты уже упомянула «неизвестные источники», что Голдман слишком эгоистичны, горделивы и себялюбивы, а потому не видят дальше носа – это не так. Ты видишь всё, за всем наблюдаешь. Это лишь доказывает твою особенность и исключительность, Карамель.

– Давай разъясним: мне выгодно и удобно жить так, как я живу, – кидаюсь в ответ. – Без причуд и без переживаний. Выгодно и удобно.

– Ага, – со скептической интонацией отзывается собеседник. – А к чему лежит душа?

Какая ещё, мать его, душа? Серьёзно? Что дальше?

– Красивые речи, Каин – почти сахар. А толку? Такие как ты разрушают, губят.

– А такие как ты, Карамель, создают, признаю это. Знаю. И также знаю, что внутри тебя есть нечто покусывающее мысли: оно заставляет сомневаться в порядке и стабильности вещей и системы. Изредка. Ты думаешь отличительно от норм и законов.

– Что ты хочешь этим сказать?

Пытается оскорбить? По интонации не похоже…ещё и в глаза смотрит. Плавко.

– Ты будто бы просыпаешься в самом деле, – продолжает Каин, – оковы сна и дурмана сходят – ты рассуждаешь не как житель с поверхности, но и не как беженец с низовьев, изгнанный или Остроговец. Это ты, твоё истинное лицо. Не абстракция и не искусственно-созданный образ. Ты – настоящая. Не идеальная по чьим-либо меркам, а настоящая.

– То есть, – готова поспорить, – «идеально» априори не может быть «настоящим»?

– Может, отчего же. Воедино! Но разница в них есть. Настоящий – либо таков, либо нет. А вот идеальность – понятие не имеющее ни контура, ни определения.

Вырывается:

– Подобно любви?

Хочется прижечь себя за раскованность речи.

– Нет, с любовью всё понятно, – и вдруг Каин открывает дверь с моей стороны. – Либо любишь человека, либо нет.

Понимаю его и, утаив подарок в рюкзаке, выхожу. Как это всё странно…

Словно бы в прострации двигаюсь к дому. Не оглядываюсь, не смотрю на водителя. Не смотрю на сад. Не смотрю на Новый Мир. Не смотрю на город. Смотрю на дом, приближаюсь к входным дверям – дом и двери словно бы отдаляются. Всё дальше и дальше. Вдруг – распахиваются. Спасительный силуэт служащей возвращает меня в реальность.

– Всё хорошо, мисс Голдман? – беспокоится Миринда. – Вы провели много времени на посадочном месте, вам требуется помощь?

Даже служанка обратила на это внимание. Оказываюсь в прихожей, но снимать пальто не тороплюсь. Забываю об обыденном порядке вещей и в момент выпаливаю ложь:

– Всё в порядке: уронила кольцо между диванами – пришлось искать самой.

Миринда согласно качает головой. Или несогласно? Она всё поняла? Догадалась? Сделала вид, что не поняла? У меня даже колец на руках нет! Прохожу мимо, прижав рюкзак к груди – словно несу там нечто сокровенное, глубоко личное (так и есть!); не для чужих глаз. Направляюсь в комнату.

Каблуки стучат по стеклянным ступеням, Миринда провожает меня безучастным взглядом. Или он вовсе не безучастный? Осуждающий? Пренебрежительный? Подозревающий?

Захожу к себе и запираю дверь. Пальто спадает с плеч само – открываю рюкзак и достаю шкатулку. Рассматриваю узоры на ней, трогаю черно-белые запятые. К какой стороне принадлежу я? Добро или Зло – чего больше? Я совмещаю в себе два начала или вскармливаю превалирующую нутру сторону? Какого волка я кормлю? Кто я? Хорошая или плохая? Кто я?

Какого чёрта, Карамель?

Приди в себя, Голдман.

Карамель.

Кара.

Кара.

Тебя не интересуют вещи, о которых ты рассуждаешь: в тебе уже есть все ответы на интересующие вопросы, не пытайся вскопать почву принципов и убедиться в правильности рассады – всё требуемое уже проросло. Ты на поверхности семнадцатый год – и все полные шестнадцать лет твои мысли (родоначальники действий и слов) вели тебя в верном направлении, ибо Новый Мир принимал тебя и поддерживал. Не отказывайся от его отеческих рук ныне – припади к пятам и проси прощения за ложные выводы, девиантное поведение, деструктивные размышления и уродливые беседы. Соответствуй Новому Миру – никому иному до тебя не будет дела.

Смотрю на город за окном. Смотрю на шкатулку.

В бешенстве откидываю её – летит. Грохочет и замирает подле кровати. Открывается. Я не догадалась посмотреть, что в ней – и вот смотрю. Подползаю к шкатулке и, упав перед ней на колени, снимаю не до конца отъехавшую крышку. На бархатной обивке цвета старого вина лежит пара белоснежным перчаток, на каждой из приятельниц вышита заглавная буква моего имени.

– Кара, ты дома? – зовёт голос по ту сторону двери.

В спешке прячу подарок под кровать и распахиваю дверь. Пытаюсь быть холодной, быть спокойной.

– Чего тебе? – спрашиваю в привычной манере.