Карамель. Новый Мир - Кристина Тарасова

Карамель

Ева и Адам

Лилит

События первого дня

«Мы ваши Создатели!» – вторит голос над головой: слова разверзают город, а слоги рассыпаются и налипают на дороги, что скрещиваются паутиной.

«Мы будущее этого мира» – продолжает говорящий. Я с трудом открываю плачущие от соли глаза и наблюдаю ухватывающую воду: она стремится обнять меня; ощущаю удар волны.

«И если вы живёте…»

Вода наполняет лёгкие словно сосуд, но чья-то дрогнувшая рука не останавливается, а потому жидкость переливает через край, ощипывает, давит.

«…дышите нашим воздухом…»

Вскидываю руками к некогда молебному небу, но вместо того сталкиваюсь с бессердечной поверхностью воды.

«…едите нашу пищу…»

Я хочу закричать.

«…смотрите на наше небо…»

Кричу.

«…Знайте! Без нас не будет вас»

Захлёбываюсь: ледяная жидкость взбирается и наполняет изнутри.

«Вы наши подчинённые, а мы Боги»

Тело обдаёт жаром; я чувствую: вот-вот вспыхну, загорюсь.

«Восхваляйте же своих Создателей!»

Открываю глаза.

Помню, что тонула. Помню ледяную воду и обжигающее нахождение в ней – такое возможно? Прихожу в себя и взглядом препираюсь с огромнейшим экраном перед Зданием Комитета Управляющих. Не было ни дня, чтобы во время перерыва в Академии и душных офисах не прервали неоново-маркетинговое безобразие и не включили новостную сводку, напомнив – и млад, и стар – благодаря кому те ещё на поверхности.

– Звучит как реклама, – с явным недовольством отмечает Ирис.

– Это и есть реклама, – парирую я. – Всё в этом мире реклама, моя дорогая.

Она сидит напротив: скалится и ведёт бровью.

– Тебе видней, разумеется, – говорит Ирис. Ядовито, разве что слюной не брызгает.

– Разумеется, – подхватываю я. – Голдман есть один большой рекламный ход, не учи создателей рекламы упомянутому.

Подруга оборачивается и награждает покладистой улыбкой, хотя я наблюдаю ещё большее недовольство в хищном взгляде. Кончик носа – птичий клюв – услужливо опущен, но дуги чёрных бровей сведены от сосредоточения. Того и гляди складка на носу лопнет и через натёртую блеском кожу посыплется наполнитель тряпичной куклы. Ирис до раздражения глупа, а когда требуется – умна; идиотское качество, терпеть его не могу. Она выжидает добычу – секунды/минуты/часы; пока та не забьётся в предсмертных конвульсиях: борьба без участия устраивала её и насыщала. Вот только я не добыча.

– Сегодня на Золотое Кольцо? – предлагаю следом.

– Заманчиво, подружка.

К нам подходит служащий. Кладёт тарелку со стейком: напитанный жиром синтетический кусок, вонючий и красивый, лоснящийся, гадкий. Вопрошающий мальчишечий взгляд уточняет, кому из нас предназначен заказ.

– Очевидно, не находишь? – бросаю я и вместе с тем отталкиваю тарелку в сторону Ирис. – Искусственные помои, как ты это ешь?

– Твоя зелень тоже не без искусственного дерьма выращена, поверь, – ехидничает Ирис и гонит служащего за напитками.

Вскоре приносят мой заказ. Спаржу с лимонным соусом.

– Не забудь промычать, когда доешь, – шмыгает подруга.

– А ты – всунуть два пальца в рот. Как всегда, – говорю я. – И вообще-то коровы не едят спаржу, пустая твоя голова. Язвишь – так хоть делай то осмысленно, с аргументом.

– Почём знать, чем сейчас кормят коров?

– Достаточно посмотреть на тебя.

Ирис роняет столовый прибор.

– Ты хочешь обсудить это, в самом деле? – спрашивает девочка.

– Обсуждать нечего: контролируй, что и когда запихиваешь в рот, и не придётся опосля пихать два пальца.

– Это твоя семейка вся на контроле, люди обыкновенные более расслаблены в подобных вопросах.

– Всё оправдания, Ирис. Хочешь выглядеть худой, а не истощённой – прекрати делать то, что приводит к истощению, и начни делать то, что приведёт к худобе.

– Это не так просто, я говорила.

– О ментальных проблемах? – пытаюсь пристыдить. – Говори громче, может, соответствующие службы заинтересуются тобой и помогут решить свалившиеся беды. Патруль Безопасности работает без выходных, подружка.

– Прекращай.

– Однако не оставляй следующую мысль: твои беды тобой и выдуманы. От скуки. Ты скучная, Ирис, и пытаешься выудить в этом мире хоть что-то способное заполнить пустоту твоей жизни. Выбор пал на калории. Мне жаль. А, может, и нет.

Пожимаю плечами и оставляю подругу без разговора: она замолкает и нервно перебирает салфетку (к стейку так и не прикасаясь), я же надламываю стебель спаржи и, засовывая его в рот, распахиваю книгу, тайком вынесенную из отцовского кабинета. Отец предпочитает держать старую печать – равно иным ценностям в доме – на пыльных полках; к тому же, говорит, воздух здешних улиц отравляет чернила, меняя содержимое в текстах.

Проходит обеденный перерыв и столовую разрезает сигнал, предрекающий скорые уроки у других курсов. Мы же на сегодня отучились. На парящем в воздухе экране – вопиюще-огромном – появляется – барабанная дробь – моё лицо.

– Мы ваши Создатели, – объявляет копия.

Повторяется речь про Богов и Мир.

Отец выкупил несколько часов в неделю на экране, дабы отделы из Управления могли присмотреться ко мне: как держусь в камере, как веду себя перед зрителем, какое влияние имею, о чём рассуждаю. Внимание – положительное, уместное – благоприятно сказывалось на будущем, в этом было преимущество наших медиастандартов. Для этого выступления я записала обращение к южанам (о них – позже).

– Пойдём, нам пора, – обращаюсь к Ирис и поспешно заталкиваю книгу в сумку.

Девочка негласно поднимается. Решаю утешить её раздосадованное лицо и вновь предлагаю отправиться после учёбы на Золотое Кольцо.

– За твой счёт, – лукаво протягивает подруга.

Как будто бывает иначе…

Прежде чем оставить обеденное место, поднимаю нетронутый столовый прибор и разламываю блестящий стейк Ирис, дабы никто из служащих или бродяг на прикорме не смел прикасаться к продуктам, которые достаются непосильным трудом достойнейшим из достойных. Я благодарна Новому Миру за то, что вхожу в число этих достойных. Мы элита. Мы важны. Только мы важны. Мы строим град будущего, мы строим само будущее!

Подходим к лифту – оказываемся внутри. Двери неспешно закрываются.