Ни стыда, ни совести - Вячеслав Кашицын

Прошли годы. Кем становятся иной раз бедные студенты? Известно. Он стал вполне благополучным, вполне состоятельным господином, слегка лишь неудачливым в личной жизни. Неудачливость эта действительно была легкой: он часто теперь пользовался такси, а иногда мог заказать и кортеж; кроме того, у него была служебная — модель с обложки! Что же до постоянной, которая принадлежала бы одному ему… Может быть, он ждал. Может быть, надежда его оказалась сильнее лет. Но — одним дождливым вечером он встретил ее снова.

Это произошло — как происходит все, что суждено судьбой, совершенно случайно. Он выходил из ресторана, ища глазами кокетливо-влажные шашечки, — и увидел ее.

Та же. Уже не так блестит, и крыло чуть помято, и «дворники» медлят… Но это была она. Пусть она и сделала вид, что его не знает, отвернула, кажется, в сторону фары, погасила габаритные огни: хотела стать неприметней. Но годы и опыт прибавили ему решительности. Он уже не тот, что был раньше! С твердым намерением завоевать ее он бросился на приступ. Тот, кто сидел за рулем, впрочем, не стал упираться.

Так она стала его. Месяц тот стал поистине «медовым», — словно своей покорностью и лаской (это ли называется «комфортом»?) она хотела отплатить ему за годы ожидания. Его статус, впрочем, не допускал скоропалительности; он справил ей — покамест — «ракушку» перед домом, обдумывая, как представит ее родным, как приедет на ней в контору.

Много средств, разумеется, ушло на ремонт. Под руками грубых автомастеров, она, казалось, смущенно и смятенно улыбалась ему («Нравится?»), заливаясь краской в прямом и переносном смысле, перенаряжаясь бесчисленное количество раз — для него! — и наконец, выплыла из автосервиса преображенная, прямо к нему в объятия.

Он сел за руль и поехал к родителям.

«Ракушку», разумеется, сбыли. Он приобрел для нее бокс в многоэтажном гараже, против которого, судя по помигиванию ее обновленных огней, она горячо протестовала; но потом все же согласилась. Была она тактична и улыбчива — перемиг поворотников! — и с родителями, особенно с его мамой, которая, впрочем, недвусмысленно дала понять, что ее сын достоин большего. Сослуживцы же восприняли его приезд за ее рулем, как новый повод его поздравить, что, разумеется, не исключало сплетен; однажды он заметил, как служебная громко фыркнула, проезжая мимо. Но все это не имело значения. Ведь он обрел ту, о которой мечтал! И не беда, что она изменилась — все мы меняемся, — не беда и то, что стала не столь быстроногой, — есть новые шины, которые скрасят этот маленький недостаток. Вот только о том, что он ходил пешком — а тем более о такси! — не нужно было ей рассказывать, тут он дал маху. Она, конечно, и виду не подала, даже фарами не мигнула (даром что вся электропроводка была новая), — но он почему-то почувствовал себя виновато. И отчасти чтобы устранить это чувство вины, приобрел ей вместо бокса в многоэтажном гараже — гараж отдельный, да не на одну, а на две машины. Возможно, он что-то не договаривал; нет, он ей не изменял, но… Конечно, служебная осталась в прошлом. Да, представительский класс, так что с того? Она ничем не лучше тебя, хоть и моложе. Духи? Ну, что ты, дорогая, от тебя же тоже бензином… Ну, все, все. Прости, я… А что мама? И тебя — люблю… Но ведь только что ремонтировал! И противоугонку новую, и замки, и даже щеточки эти, не понимаю, зачем они нужны! Да, может, другие и лежат под своими — по воскресеньям… Я — жлоб и развратник? А сама… Так вот почему это тип с тобой так легко расстался, сдал мне за полторы! Подсунул битую! А я-то думал… Да, и такси! И служебная была, и не одна! Да лучше пешком! О, Боже, за что мне это? А все мое стремление, чтобы «все как у людей»! Неужели все эти мучения — оттого, что я слишком люблю комфорт?

Что может рассказать о человеке его бумажник? Очень многое. По крайней мере, если на минуту отбросить условности и исследовать портмоне — эту святая святых — Ольги Петровны Сажиной, бухгалтера фирмы «Эктон-инвест», то можно обнаружить не только собственно деньги, но и, вероятно, некоторые из особенностей ее характера. Ее портмоне — кожаное, с кнопкой на застежке, слегка потрепанное, но служащее ей верой и правдой уже многие годы, — разворачиваясь, обнаруживает в себе три отделения и раз, два, три… четыре кармашка. В первом отделении у Ольги Петровны, особы деятельной и практичной, лежат американские доллары, которые она, не без сожаления, чаще всего по десять — двадцать, обменивает на российскую валюту; во втором — рубли, расходуемые ею тоже расчетливо, но с большей беззаботностью; в третьем — карточки, «Cirrus Maestro» и «Visa Electron», предназначенные не только для хранения средств на черный, пока еще, слава богу, не приходящий день, но и для получения заработной платы; что же до кармашков, то они содержат мелочь, от которой Ольга Петровна по возможности избавляется, проездной билет, квитанции и чеки… фото ее детей. Купюры меняются, пару раз за эти одиннадцать лет были сменены и карточки, — но снимок двух дочерей Ольги Петровны остается на почетном месте, на самом развороте; раскрывая бумажник, она видит, прежде денег, тех, кем дорожит всего больше: старшую, Валерию, которая, выйдя замуж за итальянца, бездетная пока, содержит пиццерию в Генуе, и младшую, Алену, которая разведена, ожидает ребенка и преподает русский язык во Львове. Обе дочери известили ее — одна письмом, другая звонком, — что этот Новый год будут встречать с ней; однако Ольге Петровне до сих пор — даже в эту минуту, когда она одевается, чтобы отправиться за покупками, — не верится в это. Они так давно не собирались всей семьей! Она спешит. Разве может она ударить в грязь лицом? И пусть осталось всего около пяти тысяч рублей, а валюта уйдет на долг Нине Раткевич за стиральную машину, пусть нужно приобрести все для торжества и подарки, а зарплата только завтра — Ольга Петровна, выходя из дома, улыбается. Завтра, завтра… Известно, сколько рублей упадет на карточный счет, а вот доллары… В силу неразвитости экономики она до сих пор получает вознаграждение в виде двух неравных частей — рублевой и валютной — и последняя часть, о которой Ольга Петровна думает не без волнения, может оказаться больше, чем обычно; она надеется, что «бонус» — так называют прибавку ее сослуживцы — ляжет завтра ей на стол в плотном конверте. Поэтому на рынок, где продукты, специи, овощи и фрукты не в пример дешевле, чем в супермаркете, Ольга Петровна отправляется… ах, уже отправилась! — в приподнятом настроении.

…Маршрут был привычным, — и по переходу к метро (старушки, бойко торгующие семечками, почему-то отсутствовали) она шла, рассеянно размышляя. Дубленка, которую они присмотрели для Аленушки, не выйдет в этот месяц, думала она, а жаль, потому что кожа хороша, и кажется, ей пошло бы, с лисьим воротником и оторочкой; на даче в этот год нужно покрыть крышу — шифер или гонт? — дело Сергея, конечно, но в любом случае это встанет в две-три тысячи «зеленых»; надо решить, покупать ли новую мягкую мебель или переобить старую, потому что Лера в июле приедет с мужем, перед которым будет совестно; накладно кормить Сару (это была французская бульдожка) искусственными кормами вроде «Чаппи», или, скорее, не накладно, а вредно для ее желудка… Тут, словно откликнувшись на ее мысли, желудок Ольги Петровны заявил о себе слабым урчанием: она позавтракала, но на входе в кассовый зал метро, перед турникетами, мелькнул автомат, торгующий шоколадками. Она никогда не страдала пристрастием к сладкому, да и не была, кажется, особенно голодна, но все-таки остановилась, заинтересованная призывным и аппетитным видом витрины. Кто-то словно подтолкнул ее под руку: почему бы и нет? Она прочла инструкцию. Потом еще раз. Задумалась. Потом осторожно вынула из хозяйственной сумки бумажник, извлекла из него четыре десятирублевых монеты и бросила в прорезь. Нажала одну из кнопок, делая выбор. В утробе автомата что-то запищало, громыхнуло, на дисплее появилась надпись «Ждите», потом раздался звук, словно яблоко бросили в пустое ведро, и затем — странный звон, заставивший Ольгу Петровну обратить внимание на гнездо, прикрытое никелированной заслонкой, держащейся, кажется, на пружине — «Возврат монет». Ольга Петровна, будто стесняясь своей неосведомленности в том, что касается покупок в автоматах, быстро вынула из лотка «Пикник» и — было ли это наитие или просто случайность? — проверила гнездо возврата. Там были четыре ее монеты по десять рублей. Она не столько удивилась этому — бывают неисправности и в импортных машинах, все мы не боги, — сколько, хоть и было это не совсем хорошо, порадовалась за себя и за свою удачу. Оглянулась вокруг — мимо нее, смахивая снег с одежды, или, напротив, расстегнувшись от духоты, — шли люди. Она миновала турникет — все еще под впечатлением того, как ей повезло — и только садясь на поезд, сообразила, что не предъявила, где необходимо, проездной; она не была, по правде говоря, даже уверена, прошла ли она мимо контролера или как-то иначе — а створки турникета не сошлись, звуковой сигнал не раздался — или контролер куда-то отошел? Да, работа — не бей лежачего…