Ранние дела Пуаро - Агата Кристи

— Да, как правило, женщины в своих несчастьях склонныобвинять кого угодно, только не своего мужа. Им даже в голову не придетусомниться в нем.

— Но тут имеется «другая женщина».

— Верно, под воздействием ревности любовь может обернутьсяненавистью. Но ненависть привела бы ее в полицию, а не ко мне. Именно такимобразом она бы жаждала утолить свой праведный гнев. А теперь давайте дадимпоработать своим серым клеточкам. Почему она пришла ко мне? Чтобы я рассеял ееподозрения? Или, напротив, укрепил бы их? Да, здесь мы столкнулись с чем-тотаким, что мне в диковинку. Неужто она отменная актриса, наша достопочтеннаямиссис Пенгелли? Нет, вряд ли она играла. Готов поклясться, что она была вполнеискрения… Нет, я решительно заинтригован! Узнайте о поездах в Полгаруит,Гастингс, очень прошу вас.

Больше всего нам подходил поезд, отправлявшийся сПаддингтонского вокзала в 15.50 и прибывавший в Полгаруит в начале восьмоговечера. Поездка была ничем не примечательна, и, стряхнув с себя приятную дрему,мы сошли на маленькой унылой станции. Забросив саквояжи в гостиницу, мы решилинемедля нанести послеобеденный визит «моей троюродной тетке».

Дом Пенгелли стоял чуть в стороне от дороги. Перед ним былразбит небольшой палисадник. Вечерний ветерок доносил сюда сладкий ароматлевкоев и резеды. Представить себе, что в этом исполненном очарования уголкеСтарой Англии могут твориться какие-то преступления, было просто невозможно.

Пуаро позвонил, затем постучал. Поскольку никто неоткликнулся, он позвонил снова. После небольшой паузы дверь открыларастрепанная служанка. Глаза у нее были красные, она неистово шмыгала носом.

— Мы хотим видеть миссис Пенгелли, — объяснил Пуаро. — Можновойти?

— Значит, вы ничего не слыхали? Она померла. С полчасаназад.

Ошеломленные, мы молча смотрели на нее.

— Отчего она умерла? — наконец поинтересовался я.

— Это вы у кого-нибудь другого спросите. — Она быстрооглянулась через плечо. — Если бы было кому остаться в доме с миссис, я бымигом собралась и ушла отсюда. Но как можно оставить мертвую без присмотра… Нев моем положении что-то говорить, да я и не собираюсь, но все уже знают. Весьгород только об этом и болтает. И если мистер Рэднор не напишет министру внутреннихдел, напишет кто-нибудь другой. А доктор пусть говорит что хочет. Разве я невидела своими глазами, как нынче вечером хозяин снимал с полки бутылку сгербицидом? И разве он не вздрогнул, увидев, что я наблюдаю за ним? А кашамиссис стояла на столе, ее надо было только отнести. Нет уж, я больше и крошкив рот не возьму в этом доме! Уж лучше умру с голоду.

— А где живет доктор, который лечил вашу хозяйку?

— Доктор Адаме? За углом, на Хай-стриг. Второй дом.

Пуаро резко повернулся. Он был очень бледен.

— Для человека, который не собирался ничего говорить, онасказала слишком много, — сухо заметил я. Пуаро стукнул кулаком о ладонь другойруки.

— Глупец! И не просто глупец, а настоящий преступник! Воткто я такой, Гастингс. Хвастался своими серыми клеточками, а сам проморгалубийство — убийство человека, который надеялся найти у меня защиту. Я ивообразить не мог, что опасность так серьезна и так.., близка. А уж если честно(да простит меня Господь!), я вообще не мог представить, что что-то случится, ирешил, что это просто болезненные фантазии мнительной женщины. Ну вот мы идобрались. Послушаем, что скажет доктор.

Доктор Адаме был типичным сельским эскулапом: добродушным,краснолицым, именно таким, какими изображают их в книжках. Он был оченьприветлив, но стоило нам заикнуться о том, что привело нас к нему, лицо докторапобагровело еще больше.

— Вздор! Вздор! Все до единого слова! Как будто это не ялечил больную! Гастрит, гастрит в чистом виде, и самый заурядный. Этот городок— рассадник сплетен! Местные старушенции просто жить не могут без скандалов!Как соберутся вместе, чего только не навыдумывают! Начитаются всяких мерзкихгазетенок, в которых одно вранье, вот им и мерещатся всюду отравители. Увидят бутылкугербицида на полке, значит, его обязательно кому-то подмешивают в пищу. Я знаюЭдварда Пенгелли как самого себя, да он и мухи не тронет. А уж чтобы кого-тоотравить… Да и с чего бы это ему — травить собственную жену? Ну-ка скажите намилость!

— Мосье доктор, вы, вероятно, не знаете об одномобстоятельстве.

И Пуаро очень кратко рассказал ему о визите к нам миссисПенгелли. Доктор был буквально ошеломлен: у него, казалось, глаза на лобвылезли.

— Господи, прости мою душу грешную! — воскликнул он. —Бедная женщина, должно быть, спятила! Почему же она не поговорила со мной? Этобы ей следовало сделать прежде всего.

— А вы бы высмеяли ее страхи.

— Вовсе нет, вовсе нет. Надеюсь, я еще не настолько закоснели способен найти взаимопонимание со своими пациентами.

Пуаро чуть заметно улыбнулся. Эскулап явно был обеспокоенбольше, чем хотел показать. Когда мы вышли из дома, Пуаро сказал:

— Упрям, как осел. Сказал: гастрит, и будет стоять на своем!А у самого на душе явно кошки скребут.

— Что будем делать дальше?

— Вернемся в гостиницу, где нас ждет ужасная ночь, monami.[101] Ибо нет ничего хуже железных кроватей, а других в английскихпровинциальных гостиницах не бывает.

— А завтра?

— Rien a faire.[102] Вернемся в Лондон и будем ждатьдальнейшего развития событий.

— Скучная перспектива, — разочарованно заметил я. — А что,если никаких событий больше не произойдет?

— Произойдут! Это я вам обещаю. Старина доктор может выдатьсколько угодно свидетельств о смерти, но он не в силах запретить несколькимсотням языков болтать. А они будут молоть не переставая, это уж точно!

Поезд на Лондон отходил в одиннадцать. Прежде чемотправиться на станцию, Пуаро пожелал увидеть мисс Фриду Стэнтон, племянницу, окоторой нам говорила покойная. Мы без труда нашли дом, где она снималаквартиру. Там же мы узрели высокого темноволосого молодого человека, которогоона с некоторым смущением представила как мистера Джекоба Рэднора. Мисс ФридаСтэнтон оказалась необыкновенной красавицей. Исконно корнуоллский тип красоты:темные глаза и волосы, нежный румянец. И в этих темных глазах явно читался характер,с которым лучше не шутить.

— Бедная тетушка, — сказала она, когда Пуаро представился иобъяснил, по какому делу пришел. — Это ужасно. Меня теперь так мучает совесть.Мне нужно было быть к ней добрее и терпимее.