Танцующий в огне - Виктор Келлехер

Все ветки, которые ему попадались, были сырыми, но ему удалось найти сухой мох и лишайник на стволах деревьев и развести крохотный костерок. Он добавлял сначала маленькие веточки, потом покрупнее, и к ночи у него уже был настоящий костер.

Не считая, конечно, человеческого общества, ему не хватало лишь посуды, в которой можно было бы разогреть вареное зерно. Но тут ничего нельзя было поделать, так что он съел его холодным. Остальное он отложил на потом, понимая, что до прибытия клана может пройти еще день или два.

Кое-как утолив голод, он огляделся по сторонам. Странно, но теперь, когда у него был огонь, темнота пугала его больше, чем накануне, когда он шел совсем один под звездами. Может быть, из-за того, что сейчас сучковатые деревья раскачивались и скрипели в тени. А может, его тревожило уханье совы, доносившееся из леса. Айвен придвинулся поближе к огню и представил, как ужасно проводить все ночи вот так в одиночестве, съежившись у костерка.

Он резко отогнал эту мысль, слишком уж ужасно все это было. Нет, клан в конце концов обязательно вернется. Они должны. Это разумно.

Хотя, с другой стороны, какой уж тут разум? Причина и следствие – вот единственный закон, властвующий в этом диком мире. Дождь не прекратился, судя по тому, как шипел костер, и капли барабанили по накидке. Значит, в горах все еще шел снег. Перевал будет забит снегом – вот они, причина и следствие! – сугробы по пояс перекроют проход. А что будет завтра? Если снегопад не прекратится, то сколько его навалит к тому времени? А через день? С каждым последующим днем клану все труднее будет пробиться к месту старой стоянки.

Откинув накидку, он вскочил на ноги и прислушался. Стараясь не обращать внимание на крики совы в долине и журчание воды по склонам, он ждал звука шагов. Ничего. Склоны горы были такими пустынными, словно он был единственной живой душой, единственным выжившим на планете, сметенной снегом и дождем.

Снова закутавшись в накидку, Айвен постарался отогнать панику. Что делать? Вот в чем сейчас вопрос. Думай! Думай! Однако какое-то время мозг вообще отказывался работать в этой наваливающейся со всех сторон темноте.

Несколько раз глубоко вздохнув, Айвен все же взял себя в руки. Самым насущным сейчас, естественно, было найти убежище, уйти с этого открытого со всех сторон склона. Утром, наверное, он может спуститься к озеру. В пещерах будет безопаснее. И уютнее. К тому же там есть запас пищи, на которой он сможет протянуть несколько месяцев, если придется.

Месяцев!

Ужасный вопрос снова встал перед ним. А что, если клан никогда не вернется? Что, если они погибли в снегах?

И вот тогда он принял решение, понимая, что лучше погибнуть и разделить неизвестную судьбу клана, чем влачить одинокое существование здесь. С этой мыслью он подкинул в костер еще несколько веток, укутался поплотнее и приготовился ждать наступления утра.

Большую часть ночи он скорее дремал, чем спал. Несколько раз он вставал и подкладывал в костер хворост, понимая, что, если костер потухнет, он станет легкой добычей для любого зверя, который может бродить в здешних местах. Несколько раз он нащупывал крохотную фигурку, все еще висевшую у него на шее, отчасти для утешения, отчасти из молчаливого почтения к легендарному духу птицы, принесшей огонь людям.

Последний раз он проснулся уже перед самым рассветом. Вокруг него клубились клочья тумана, а в воздухе висела какая-то серость. Дождь, к сожалению, продолжал идти, закрывая серой завесой леса в долине.

Несколько горсточек зерна – это все, что Айвен позволил себе. Когда стало светлее, он, не обращая внимания на дождь, спустился вниз по склону в поисках больших деревьев.

Вот здесь хворосту было навалом, и он собрал большую охапку веток, связав их виноградными лозами. Потом он ножом срезал кору с дерева и затолкал ее себе под рубашку, чтобы удерживать тепло, и под накидку, чтобы одежда не так промокала. Куски подлиннее он привязал к лодыжкам. Со своими полуразвалившимися ботинками он ничего не мог сделать, но, по крайней мере, немного утеплил их, набив сухим мохом.

Наконец он был готов, насколько позволяли обстоятельства. Вернувшись к костру, он наполнил глиняный горшок свежими углями, привязал вязанку хвороста к мешку и взвалил все это себе на плечи.

Нагруженный почти сверх меры, он медленно поднимался среди скал. Уже на полпути дождь перешел в дождь со снегом. А когда он смотрел на тропу, лежавшую выше по склону, ветер швырял ему в лицо снежинки. Еще через несколько шагов под ногами захрустела корочка снега. С каждым шагом снег становился все глубже, и к тому времени, как он добрался до перевала, доходил уже до колен.

Ветер здесь был ужасным. Дикий и необузданный, он свистел в ущелье и гнал перед собой волну снежной пыли. Опустив голову и стараясь делать короткие и неглубокие вдохи, Айвен медленно пробирался вперед. Шаг за шагом, порой проваливаясь по пояс в только что наметенные сугробы, он прокладывал себе тропу, стараясь держаться на открытом пространстве, где ветер сдувал снег, но под прикрытием скал. Несколько раз он останавливался передохнуть в углублениях, похожих на пещеры, чтобы собраться с силами для следующего рывка.

Он почти выбился из сил, когда наконец нашел то, что искал, – темный провал в скале. По сравнению с другими пещерами, попадавшимися ему до сих пор, у этой было два преимущества. Во-первых, она располагалась у дальнего конца перевала, где тропа резко спускалась к равнине. Во-вторых, находясь высоко в скале, она давала отличный обзор местности.

Волоча свой мешок за собой, Айвен стал медленно пробираться к ней, карабкаясь с уступа на уступ. Наконец он заполз в пещеру, уходившую глубоко в скалу.

Внутри было до жути тихо, и завывание ветра снаружи слышалось как слабый стон. И первые несколько минут казалось, что здесь даже тепло. Однако Айвен понимал, что это только иллюзия. Он быстро оглядел равнину, раскинувшуюся внизу, в поисках следов человеческого пребывания, движущихся фигурок, которые выделялись бы черным пятном на белом полотне.

Но, как он и боялся, ничего этого не было. Ничего, кроме снежного вихря, который снижал видимость до сотни метров. Тогда он снял с плеча поклажу, стряхнул снег с волос и куртки и занялся разведением костерка, чтобы хоть немного согреться.

Весь день он провел, скорчившись над огнем. Каждые полчаса он выползал к выходу и осматривал равнину, но снег продолжал лететь, и он не замечал никаких фигурок, пробирающихся сквозь снежные заносы.

Где-то к полудню, совсем отчаявшись, он стал выкрикивать имена своих товарищей, стараясь перекричать ветер, будто магия имен людей могла вызвать их появление.

– Льена! Агри! Харно! Юта!..

Ветер срывал слова с его губ и уносил на юг. Все напрасно. Даже новое имя Джози оказалось бессильным в этом безжизненном ледяном мире.

– Арик! – попробовал он в конце, вспомнив, как Арик и Орну, будучи детьми, два года выдержали высоко в горах, в местах более заброшенных, чем эти.