Козырь в рукаве - Светлана Алешина

– Да-а, – с наигранной томностью вздохнула Маринка, желавшая, как видно, и дальше отпускать шуточки в лучших традициях черного юмора, – уж кто-кто, а я могу это сказать с уверенностью.

– Перебор, – намекнула я на присутствие Виктора.

Что же это получается, если он молчит, то можно о нем думать как о неодушевленном предмете и обращаться соответственно? Словно подтверждая мои слова, Виктор снисходительно хмыкнул.

– Тогда как? – допытывалась Маринка. – Кто Мишку убил?

– Мне кажется, Люся – подсадная утка. Ее попросили обслужить победителя бильярдного турнира, не сомневаясь, что таковым будет Коромыслов. Он отправился с ней к себе домой, и кто-то, кому выгодна его смерть, проник в квартиру, воспользовавшись хорошо оплаченной услугой проститутки. Может, она и дверь преступнику открыла…

– А сама ушла? – ехидно полюбопытствовала Маринка.

– На это можно только надеяться, – мрачно сказала я.

– Что ты имеешь в виду?

– Представь себе: ты убила мужика. Станешь ты разбрасывать у него свою одежду и оставлять свой парфюм?

– Может, растерялась? Может, все случайно вышло. Что, если он к ней с какими-нибудь извращениями приставал? – не унималась Маринка.

– Решил выместить на ней свою злость и досаду из-за того, что, приведенная неким таинственным Шуриком, она не соответствовала параметрам 90–60 – 90? – иронически заметила я.

– Говорят, сейчас эти параметры не в моде, – кокетливо сказала Маринка.

– А что же в моде, унисекс? По-моему, это тоже уже не актуально.

– Не знаю, что актуально, а что нет. Этих фотографов и кутюрье не поймешь! – с досадой воскликнула она. – Знаю только, что 90–60 – 90 вышли в тираж.

– И все-таки, – вернулась я к прежнему разговору, – как-то не укладывается у меня в голове, что Люся эта могла сначала ударить Мишку, а потом еще и перерезать ему горло. Представь: кто-то тебя достал, приставал к тебе, как ты сказала, с извращениями, хотя мне трудно вообразить себе такое извращение, на какое бы не отважились эти девицы за лишнюю зеленую купюру…

– Ну, приставал, – стала в оборонительную позицию Маринка. Она любую дискуссию почему-то воспринимала как покушение на свое драгоценное «я», – дальше что?

– Я бы, например, ограничилась ударом. Собрала бы вещички – и бежать. Неужели Мишины приставания могли разбудить в Люсе, обычной шлюхе, привыкшей к каждодневным унижениям, кровожадного зверя? Зачем ей перерезать ему горло?

– А ограбление? Ты забыла? – нашлась Маринка, решившая до конца отстаивать свою точку зрения.

– Сомневаюсь, – скептически процедила я.

– В чем? В том, что это действительно ограбление, или в том, что ради того, чтобы украсть несколько ценных вещей, Люся отважилась на убийство?

– Да ты прямо Шерлок Холмс: все раскладываешь по полочкам, – усмехнулась я.

– Есть у кого учиться, – намекающе заявила Маринка.

– Не верится мне, что это она перерезала Коромыслову горло. Она прекрасно знала, что множество людей видели, как Миша уводил ее из клуба. Зачем ей так рисковать? И почему она оставила свои вещи в Мишиной квартире?

– Я же сказала, растерялась, обалдела, когда увидела Мишку убитым, – не сдавалась Маринка.

– Налицо противоречие, – спокойно возразила я, – если, как ты говоришь, она перерезала ему глотку, причем сделала это сознательно, то эта ее предумышленность не вяжется с ее «растерянностью», пребывая в каковой она забыла в Мишкиной ванной трусы свои, да простится мне этот натурализм, и флакон духов. Если же это не она убила Коромыслова, то напрашивается вопрос, кто? И опять же почему в его квартире оказались ее вещи? Какова вообще ее роль во всей этой истории?

– А вот это мы и должны выяснить, – деловито подытожила Маринка.

Виктор остановил машину. По тротуару в своей обычной разбитной манере прогуливались проститутки. Они стреляли глазами по окнам проезжающего автотранспорта, переговаривались, сопровождая реплики вульгарным хохотом, демонстрировали кричащие туалеты, имевшие целью привлечь внимание.

Некоторые только вымученно улыбались и зябко поводили плечами. Возле чугунной ограды, в глубине тротуара, я заметила Светлану. Она стояла в обществе двух девушек, одетых в короткие шубки из крашенного в яркие цвета песца. В свете фонаря были видны их наштукатуренные лица со следами разочарования и скуки. Все курили. Света делала это с подчеркнуто независимым видом. Хлопнув дверцей, я направилась к этой «теплой» компашке. Девицы видели меня впервые – когда я разговаривала в прошлый раз со Светой, они отсутствовали. То ли с миссией выезжали, то ли еще до места работы не добрались. Они с любопытством уставились на меня, Света же сделала сердитое лицо.

– Я от Ямпольской, – сходу начала я, – ее там нет. Она со вчерашнего дня домой не возвращалась.

– А я-то тут при чем? – огрызнулась Света.

– Ты сказала, что видела, как она уехала на «Вольво».

– Ну и что? – вяло отозвалась она и зевнула.

– Того мужчину, который с ней разговаривал, описать можешь?

Я достала из сумки кошелек, а из него – сотенную купюру. Взгляды Светиных подружек сделались еще более заинтересованными.

– Расследование, что ли, какое? – догадалась одна из них, курносая блондинка.

– Ага, – пошловато усмехнулась Света, издавая языком такой звук, словно выковыривала клочок мяса из кариесного зуба, – расследование. Только я в эти игры не играю, – насупилась она, – какой хрен мне себя подставлять?

Я «злонамеренно» шелестнула купюрой. Но Света, похоже, отказывалась рисковать за сотенную или просто набивала себе цену, рисуясь перед подругами. Я присовокупила к сотенной еще одну такую же купюру.

– Здоровый такой, волосы черные, глаза тоже, так ниче мужик, симпатичный, лет тридцати пяти, нос крупный, но не такой чтоб картошкой или…

– С горбинкой? – помогла я.

– Ага, – Света мотнула своей упрямой головой, – только лицо какое-то недоброе, хмурое какое-то. Рот неприятный. Вот такой, – Света сделала кислую мину, опустив углы рта, – и говорил резко так, с наездом. Только когда Людка его осадила немного, начал уговаривать. Сто баксов обещал.

– А одет во что?

– В плащ кожаный, тоже черный, ха-ха, – развязно продолжила Света, – пахло от него этой, как его…

– «Уан мэн шоу», – назвала я распространенную марку мужского парфюма.

– Не-е, – пренебрежительно отозвалась Света, – «Фаренгейтом» несло. Это покруче, – с достоинством добавила она.

– Согласна, – дружелюбно улыбнулась я, – еще что-нибудь добавить можешь?

– Не-а, – ее рука инстинктивно потянулась за деньгами, – да, то есть могу, – вспомнила она, – если ты добавишь.

Я достала еще пятьдесят рублей. Света разочарованно вздохнула, но, видно, согласилась дополнить данную мне информацию за столь незначительную сумму.