Кенилворт - Вальтер Скотт

— Ты, кажется, принимаешь меня за ребенка — за обычного ребенка, и внушаешь мне, что опасно ходить без поводка. Но прежде чем вы отъедете от этих камней на милю, вы по безошибочному признаку убедитесь, что я бесенок почище, чем вы думаете. И я устрою так, что вы — если, конечно, сумеете воспользоваться положением — извлечете себе и пользу из моих проделок.

— Что ты еще задумал, малыш? — поинтересовался Тресилиан.

Но Флибертиджиббет в ответ только ухмыльнулся, совершил какой-то весьма замысловатый прыжок, пожелал им обоим доброго пути, посоветовав как можно скорее убраться подальше от этого места, и в заключение сам показал им пример, умчавшись домой с такой же необычайной стремительностью, с какой раньше парализовал все попытки Тресилиана поймать его.

— Догонять его бесполезно, — сказал Уэйленд Смит. — Ведь если ваша милость не искусник в охоте на жаворонков, то мы его никогда не изловим. А кроме того, зачем нам это нужно? Лучше поскорей убраться отсюда, как он советует.

Они вскочили на лошадей. Тресилиан пояснил своему проводнику, в каком направлении он намерен двигаться дальше, и они поехали вперед крупной рысью.

Проехав около мили, Тресилиан заметил своему спутнику, что его лошадь бежит более резво, нежели рано утром.

— Теперь вы убедились? — улыбнулся Уэйленд. — Это мой маленький секрет. К овсу я подмешал нечто такое, что часиков на шесть избавит вашу милость от необходимости пришпоривать ее. Да, не зря изучал я медицину и фармакопею!

— Надеюсь, — забеспокоился Тресилиан, — твои снадобья не причинят моему коню вреда?

— Не больше, чем кобылье молоко, которое он сосал еще жеребенком, — успокоил его кузнец. Он стал пространно описывать редкостные достоинства своего зелья, как вдруг его прервал взрыв такой оглушительной силы, как будто от подведенной мины взлетел на воздух крепостной вал осажденного города. Лошади вздрогнули, а всадники пребывали в неменьшем удивлении. Они обернулись посмотреть, откуда раздался этот громовой раскат, и над тем самым местом, которое только что покинули, увидели огромный столб черного дыма, восходивший к ясному, голубому небу,

— Мое обиталище разрушено! — воскликнул Уэйленд, сразу поняв причину взрыва. — Угораздило же меня, дурака, проболтаться о добрых намерениях доктора в отношении моего замка в присутствии этого Флибертиджиббета, источника всяких зловредных каверз. Как это я не догадался, что он давно уже лелеет мысль устроить себе такую чудесную забаву? Но теперь прибавим ходу, ибо этот грохот сейчас же соберет сюда уйму зевак.

Тут он пришпорил свою лошадь, Тресилиан тоже перешел на более быстрый аллюр, и они помчались вперед.

— Так вот в чем был смысл обещанного нам чертенком безошибочного признака! — сказал Тресилиан. — Замешкайся мы там еще малость, и нам пришлось бы убедиться, что это знак любви и мщения одновременно.

— Он бы предупредил нас, — возразил кузнец. — Я видел, как он все время оглядывался, желая удостовериться, что мы отъехали достаточно далеко. Он настоящий дьяволенок на разные пакости, но дьяволенок не зловредный. Слишком долго рассказывать вашей чести, как я впервые с ним познакомился и сколько всяких шуток он со мной сыграл. Но от него я видел и много добра, особенно в смысле привлечения заказчиков. Величайшим наслаждением для него было смотреть, как они сидят там за кустами и дрожат мелкой дрожью, слушая грохот моего молота. Я так думаю, что матушка природа, вложив двойную порцию мозгов в его безобразную голову, дала ему при этом способность развлекаться, видя чужие горести, как, впрочем, предоставила и им удовольствие посмеиваться над его уродством.

— Возможно, что и так, — согласился Тресилиан. — Те, кто чувствует себя отрешенным от людей каким-то особым своеобразием наружности, если и не питают ненависти к большинству человечества, то по крайней мере не прочь иногда насладиться их несчастьями и бедами.

— Но в Флибертиджиббете есть что-то такое, за что ему можно простить все его озорные забавы. Уж если он привязался к кому-то, он будет ему предан до конца. Зато он, конечно, всегда готов отхватывать самые злые шутки с чужими. Я уже говорил, что имею причины утверждать это.

Тресилиан что-то не пожелал продолжать разговор на эту тему, и они поехали дальше по направлению к Девонширу без особых приключений. Наконец они спешились во дворе гостиницы в городе Марлборо, впоследствии давшем свое имя величайшему полководцу (за исключением одного!), когда-либо рождавшемуся на свет в Британии. Здесь путешественникам сразу довелось убедиться в справедливости двух старых пословиц, а именно: «Худые вести мчатся как ветер» и «Себе похвалу подслушаешь редко».

Двор гостиницы являл собою зрелище величайшей суматохи и волнения, так что они едва-едва добились, чтобы хоть какой-нибудь конюх или мальчишка позаботились об их лошадях. Все были возбуждены каким-то слухом, передававшимся из уст в уста, но путники не сразу смогли в нем разобраться. Наконец они уразумели, что эта новость весьма близко касается их самих.

— Вам угодно узнать, в чем дело, хозяин? — ответил наконец на неоднократные вопросы Тресилиана главный конюх. — Да я и сам-то мало что знаю. Вот тут сейчас проехал всадник, который сказал, что дьявол унес одного парня, который прозывался Уэйлендом Смитом и жил примерно в трех милях от долины Белого коня в Беркшире, унес нынешним благословенным утром во вспышках пламени и клубах дыма, Да еще взрыл до основания место, где было его жилище, около древней площадки с высокими камнями, и взрыл так чистенько, словно вспахал его для посева.

— Ну что ж, — вмешался какой-то старик фермер, — вот и очень жаль, потому что этот Уэйленд Смит, не знаю, был он там закадычным дружком дьявола или нет, только он здорово распознавал всякие лошадиные хворобы, и, как пить дать, кишечные глисты теперь распространятся у нас повсюду: ведь сатана-то не дал ему сроку оставить нам свою тайну.

— Это вы правильно говорите, Гаффер Граймсби, — согласился с ним конюх. — Я сам как-то водил лошадь к Уэйленду Смиту — ведь он был получше всех здешних кузнецов.

— Ты разве видел его? — спросила госпожа Элисон Крейн, или, как ее тут попросту называли, Журавлиха, Крейн (Crane) — по-английски «журавль». — хозяйка гостиницы с эмблемой этой птицы на вывеске. Она удостаивала чести именовать мужем хозяина упомянутого заведения, жалкого вида личность, с внешностью ничтожного пигмея, коего шатающаяся походка, длинная шея, стремление всегда соваться не в свое дело и умение вечно находиться у супруги под башмаком, по-видимому, послужили причиной для создания знаменитой английской старинной песенки:

Живет у хозяйки одной

Журавель хромой и ручной,

При данных обстоятельствах он повторно прочирикал вопрос своей супруги:

— Ты видел дьявола, конюх Джек, слышишь ты?

— Ну и что с того, что я его видел, мистер Крейн? — ответил конюх Джек вопросом на вопрос. Как и все остальные домочадцы, он питал столь же мало уважения к своему хозяину, как и его хозяйка.

— Да нет, ничего, конюх Джек, — ответил кроткий мистер Крейн. — Только если ты видел дьявола, мне вроде кажется, что я хотел бы узнать, каков он собой на вид?