Конформист - Альберто Моравиа

— Вы напрасно говорите мне об этом… я фашист и могу донести на вас.

Квадри ответил нежнейшим голосом, переходя на "ты":

Я знаю, что ты, сынок, честный и добрый мальчик и никогда не сделаешь ничего подобного.

"Черт бы тебя побрал!" — раздраженно подумал Марчелло. И откровенно сказал:

Я мог бы так поступить: честность для нас, фашистов, состоит как раз в том, чтобы разоблачать таких людей, как вы, и мешать им приносить вред.

Профессор покачал головой:

— Милый мой, ты говоришь и сам знаешь, что это неправда… ты это знаешь, точнее, знает твое сердце… ведь на самом деле ты, будучи чистым юношей, захотел предупредить меня… Знаешь, что сделал бы настоящий доносчик? Он притворился бы, что поддерживает меня, а когда я скомпрометировал бы себя каким-нибудь действительно неосторожным высказыванием, он бы на меня донес… ты же меня предупредил.

Я предупредил вас, — жестко произнес Марчелло, — потому что не верю, что вы способны на то, что называется действием. Почему вы не довольствуетесь своей профессорской деятельностью? О каком действии вы говорите?

— Действие? Да неважно какое, — ответил Квадри, пристально глядя на Марчелло. Тот при этих словах невольно поднял глаза к стенам, к шкафам, полным книг. Квадри на лету перехватил этот взгляд и прежним сладчайшим тоном прибавил: — Тебе кажется странным, что я говорю с тобой о действии? Среди всех этих книг?.. В эту минуту ты думаешь: "Да о каком действии болтает этот плюгавенький человечек, горбатый, кривой, близорукий, бородатый?" Скажи-ка правду, ты ведь так думаешь? Газетенки твоей партии столько раз изображали интеллектуала как человека, который не умеет и не может действовать, что ты невольно сочувственно улыбнулся, узнав меня в этом образе… Не так ли?

Удивленный такой проницательностью, Марчелло воскликнул:

— Как это вы догадались?

О, мой дорогой мальчик, — ответил Квадри, вставая, — я понял это сразу. Нигде не сказано, что для того, чтобы действовать, надо непременно иметь золотого орла на фуражке и нашивки на рукавах. До свиданья, во всяком случае, до свиданья, до свиданья и удачи. — Приговаривая так, он ласково и неумолимо подталкивал Марчелло к двери.

Теперь, вспоминая о той встрече, Марчелло понимал, что в его опрометчивом презрении к Квадри — горбатому, педантичному бородачу было много юношеского нетерпения и неопытности. Кстати, сам Квадри на фактах продемонстрировал Марчелло его ошибку: бежав несколько месяцев спустя после их разговора в Париж, он очень быстро стал там одним из руководителей антифашистского движения, быть может, самым ловким, самым подготовленным, самым агрессивным. Кажется, его специальностью стало проповедничество. Используя преподавательский опыт и знание юношеской психологии, он умел обращать в свою веру равнодушных к политике, а то и имеющих противоположные убеждения молодых людей и подталкивать их на рискованные действия, почти всегда гибельные для неискушенных исполнителей. Вовлекая своих сторонников в подпольную борьбу, он вовсе не руководствовался соображениями гуманности, которые окружающие, зная его характер, были склонны ему приписывать. Ради безнадежных акций, которые могли быть оправданы только при наличии долгосрочных планов, он легко жертвовал людьми. В общем, Квадри обладал некоторыми редкими чертами настоящих политических деятелей: он был хитрецом и энтузиастом, интеллектуалом и в то же время абсолютно безразличным к человеческой жизни, наивным, циничным, рассудочным и одновременно опрометчивым. Марчелло, по служебным обязанностям много занимавшийся Квадри, который в полицейских донесениях значился как опаснейшая персона, всегда поражался сложному, двойственному характеру профессора, соединявшем в себе столько противоречивых черт. Так постепенно, благодаря тому, что Марчелло удалось разузнать о Квадри, презрение сменилось уважением, к которому примешивалась досада. Неизменной, однако, оставалась первоначальная антипатия, к тому же Марчелло был убежден, что Квадри недоставало мужества, о чем, по мнению Марчелло, свидетельствовал следующий факт: подвергая своих последователей смертельной опасности, профессор никогда не рисковал сам.

Погрузившись в эти размышления, Марчелло вздрогнул, услышав свое имя, выкрикиваемое служащим гостиницы, который быстро шел по вестибюлю. В какой-то момент он даже подумал, из-за французского произношения его фамилии, что зовут не его. Однако "мсье Клэриси" относилось к нему, и Марчелло стало противно, когда он, притворяясь, будто поверил, что ищут кого-то другого, попытался представить себе этого другого: его лицо, облик, одежду. Тем временем служащий, удаляясь по направлению к залу, где стояли письменные столы, продолжал звать его. Марчелло встал и направился к телефонной кабине.

Он взял трубку, лежавшую на полочке, и поднес ее к уху. Звонкий, слегка певучий женский голос спросил по- французски, кто говорит. Марчелло ответил тоже по-французски:

Я итальянец… Клеричи, Марчелло Клеричи… я хотел бы поговорить с профессором Квадри.

— Он очень занят… не знаю, сможет ли он подойти… Вы говорите, вас зовут Клеричи?

— Да, Клеричи.

— Погодите минутку.

Было слышно, как трубку положили на стол, потом донесся шум удаляющихся шагов, и наступила тишина. Марчелло ждал долго, полагая, что новый шум шагов известит о возвращении женщины или появлении профессора. Но неожиданно в трубке зазвучал голос Квадри, возникнув без предупреждения из глубочайшей тишины:

— Квадри слушает… кто говорит?

Марчелло торопливо объяснил:

Меня зовут Марчелло Клеричи… я был вашим студентом, когда вы преподавали в Риме… мне бы хотелось повидаться с вами.

Клеричи? — в сомнении повторил Квадри. Потом, через мгновение, решительно: — Клеричи… не знаю.

Да нет же, профессор, — настаивал Марчелло, — я приходил к вам за несколько дней до того, как вы оставили преподавание… хотел посоветоваться с вами по поводу диплома.

Погодите, Клеричи, — сказал Квадри, — я совсем не помню вашего имени… но это не значит, что вы не правы… и вы хотите увидеться со мной?

— Да.

— Почему?

Без всяких причин, — ответил Марчелло, — просто я был вашим учеником и в последнее время много слышал о вас… я хотел повидать вас, вот и все.

Ну что ж, — сказал Квадри, уступая, — приходите ко мне домой.

— Когда?

Да хоть сегодня… днем… после обеда… приходите выпить кофе, около трех.

Я должен сказать вам, — произнес Марчелло, — я в свадебном путешествии… можно мне привести жену?

— Разумеется… конечно… до скорого.

Профессор положил трубку, и Марчелло, после минутного размышления, сделал то же самое. Но не успел он выйти из кабины, как тот же служитель, только что разыскивавший его в холле, подошел к нему и сказал:

— Вас просят к телефону.

— Я уже поговорил, — ответил Марчелло.