О влиянии Дэвида Боуи на судьбы юных созданий - Жан-Мишель Генассия

В этом городе нечем дышать. Я больше ничего не хочу. Только уехать. Очень далеко и тоже не оставив следов. Венеция or not Венеция?[70] Напишу Хильде, возобновлю наши отношения, попрошу узнать, не нужен ли в Венеции пианист. Я купил романтическую открытку с видом набережной Сены и Нотр-Дам, но теперь тяну время. Хотя ничто меня здесь больше не держит. Я прокручивал эту мысль в голове дни напролет и этой ночью, лежа в темноте с открытыми глазами, решился. Устроился на кухне со своей открыткой и начал набрасывать черновик, чтобы не действовать слишком прямо и чтобы Хильда не подумала лишнего: нужно донести эту идею, как если бы она только что пришла мне в голову, ничего срочного или важного. Пришла Стелла, у нее красные глаза, и выглядит она ужасно. Бесполезно спрашивать, хорошо ли она спала. Приготовила себе чай с молоком и уселась напротив.

– Кому ты пишешь? – спрашивает она.

Я объясняю свой план. У нее в глазах паника.

– Скажи, ты же не собираешься меня бросить? Не сейчас. Подожди немного, прошу.

* * *

Мои лучшие друзья – подруги. Они рядом, когда что-то не так, а сейчас все и впрямь идет вкривь и вкось. Часто говорят, что мужчина и женщина не могут быть друзьями, и это правда, всегда есть какие-то задние мысли, или же вы не гетеро. А вот нам удалось избежать то ли стереотипа, то ли веления судьбы, мы трахались, и мы друзья. Каролина сразу поняла, что со мной неладно. Это было на следующий день после ухода Лены. Она привела в наш ресторан начальницу и миланских коллег; во время ужина она подошла к пианино и спросила, кто умер.

– Почему ты так говоришь?

– Потому что сегодня ты играешь полную мрачнуху.

Я перешел на «Platters», они словно созданы для меня. Перед уходом Каролина подошла предупредить, что они собираются в клуб, не в «Динго», конечно же, поскольку туда мне вход заказан, а в соседний более гостеприимный «Астюс». Она предложила присоединиться к ним, когда я закончу.

– Я не приду. Сегодня у меня нет настроения веселиться.

Каролина проводила подруг до клуба, оставила их развлекаться, а сама вернулась, потому что почувствовала, что у меня проблемы. Я не хотел говорить об этом в ресторане, где повсюду уши, и мы пошли выпить по рюмочке на площадь Вогезов. Когда я рассказал, что произошло, она только воскликнула: «Вот черт!» – но не казалась удивленной.

– Я так и думала. У нее был вид недотроги, а мне пай-девочки доверия не внушают, у них всегда есть что скрывать; я знаю, о чем говорю, сама такой была. Тем более что…

Она осеклась, словно сказала лишнее, и мне пришлось настоять, чтобы она продолжила:

– Мне она казалась очень аппетитной, с ее большими черными глазами и с этим видом спаниеля, и как-то вечером, когда она сидела у бара, я решила попытать счастья. В конце концов, а почему бы и не попробовать. Я пошла напрямик, спросив, вместе вы или нет, она ответила, что мужчины ее не интересуют. И что прикажешь делать, если девушка тебе такое говорит? Ну вот, я поступила так, как поступил бы ты. Пригласила ее выпить по стаканчику, мы пошли в паб на канале. Долго разговаривали и о том, что ей пришлось пережить, и о ее жизни здесь; я предложила поехать ко мне, она ответила, что у нее кто-то есть и она не ищет приключений на стороне.

– Я это знал.

– Мы еще много раз встречались, разговаривали по телефону, выпивали вместе по рюмочке. Я говорила себе, что это задел на будущее, а потом, пару недель назад, она звонит мне в полном раздрае, рассказывает душераздирающую историю, как ее брат стал жертвой банды чеченских перевозчиков-рэкетиров. Короче, меня поимели на тысячу евро.

– Что?!

– И я еще дешево отделалась, потому что вначале ей требовалось десять тысяч.

– Почему ты ей дала?

– Она казалась такой несчастной, а история звучала так правдиво, что…

Вернувшись, я разбудил Стеллу. Когда я рассказал эту историю, вид у нее стал озабоченный. Она надела халат и тут же полезла проверять счета Лены. Коды доступа у нее были. Счет «Студии» почти не изменился после ее закрытия, с него выплачивались текущие расходы, а вот со своего накопительного счета Лена сняла тринадцать тысяч евро, практически опустошив его; она ничего не взяла с их общего счета, но ее личный был почти на нуле.

– Всего она сняла около… восемнадцати тысяч евро, – подсчитала Стелла.

– Что ты будешь делать?

– Со своими деньгами она вправе делать что хочет, но меня беспокоит не это.

Стелла долго сидела в задумчивости.

– Послушай, Поль, тебя это тоже касается. Еще раз повторяю, мне плевать на бабки, но мы не знаем, что происходит и чего хочет эта девушка. Пока что Лена не прикоснулась к нашему общему счету, но у нее есть коды доступа и к моему личному счету, и к счету ресторана. С Леной у нас не было секретов друг от друга. И сейчас я думаю, что надо ее защитить, пусть даже вопреки ее воле. Нужно сменить коды доступа, тогда она ничего не сможет снять, не переговорив со мной. Ты согласен?

– Если ты считаешь, что надо сделать так, делай.

– Никогда бы не подумала, что мы дойдем до такого.

Стелла прикусила губу, ее глаза налились слезами, и она прошептала:

– Господи, что с нами стало?

* * *

Во всеобщей неразберихе никто не вспомнил про мой день рождения. Даже Алекс забыл. Вот я и совершеннолетний, а что толку? За несколько дней я постарел на десять лет. Как минимум. Мать бросила не только Стеллу, но и меня. Причем грубо. Я прекрасно знал, что она всегда действовала импульсивно и поступала по-своему, ни о чем не раздумывая, но мне казалось, что существуют все же какие-то рамки. Если бы она пришла ко мне и сказала, что со Стеллой у них не все хорошо и она влюбилась в Ясмину, я, возможно, и не запрыгал бы от радости, но смирился с неизбежным. А тут она обошлась со мной, как если бы в ее сердце для меня не было места. На Ясмину мне плевать. Да, меня к ней тянуло, но это было просто желание, которое возбуждает прелестная девушка, никаких сожалений в отношении нее я не испытываю, только горечь и бесконечную грусть от того, как мало я значу для Лены.

В ресторане все по-старому, у меня ощущение, что я задыхаюсь, а всякий раз, возвращаясь домой, испытываю идиотскую надежду: вдруг Лена вернулась. Мне нужно отвлечься, развеяться, и я решаю куда-нибудь сходить. Останавливаю выбор на «Астюс», клубе, который мало-помалу вытесняет «Динго». Дракона на входе нет, это заведение для более молодой публики и с более современной музыкой. В последний раз я тут кадрил одну девицу с Мартиники, но она гуляла с компанией подружек, а я был не в форме. Интересно, я еще способен снять девушку?

Захожу без проблем, никто не обращает на меня внимания, когда я хочу, то выгляжу обычной женщиной, довольно скромной, без косметики и украшений. Очевидно, с моей загадочной улыбкой я еще могу пустить пыль в глаза; двигаюсь медленно, оставаясь расслабленным и в то же время настороже, стараюсь уловить флюиды симпатии или интереса, призывный взгляд. Направляюсь к бару, устраиваюсь на табурете, чтобы иметь стратегический обзор. Заказываю «Веракруз»[71], барменша готовит его по всем правилам, она миленькая, предлагаю коктейль и ей, она отказывается под предлогом, что это предательский напиток. Заводим разговор, но нормальная беседа невозможна, потому что она одновременно работает, а вокруг слишком шумно. Я замечаю Мелани, которая что-то заказывает. Мы не разругались, просто с тех пор как она рассказала Каролине, что я собираюсь оперироваться, в отношениях повеяло холодком, а случая объясниться так и не представилось. Я киваю ей, давая понять, что продолжаю держать дистанцию, но ее это не расхолаживает. Она устремляется ко мне, откинув челку.