Завтра. Дети завтра. Яркий флаг завтра - Артур Лео Загат

– Понял! – рявкнул Нэт, хлопая себя по бедрам. – Понял, Уолт! Да, это их замедлит. Скажи ему, Уолт. Скажи Дикару, что ты придумал.

Когда Уолт говорил, у всех в пещере горели глаза, а когда Дикар и Мэрили снова шли по лесу, у Дикара стало легко на сердце.

– Мы сделаем это, – шепотом сказал он Мэрили. – Теперь нас ничего не остановит. С их помощью…

– С их помощью, – выдохнула Мэрили. – Бедные изголодавшиеся люди. Как они обрадовались, узнав, что есть возможность выступить против захватчиков. Как сразу захотели помочь! Но ведь они могли все это придумать сами.

– Они потеряли способность думать самостоятельно, – ответил Дикар. – Они потеряли надежду. И это самое большое, что мы можем сделать для них, для всех людей этой страны. Вернуть надежду…

* * *

Было уже светло, когда Дикар и Мэрили дошли до своего леса. Им навстречу вышел Джондоусон, с красными от недостатка сна глазами, с лицом в морщинах тревоги.

– Вы вернулись! – воскликнул он. – Я уже потерял надежду.

– Да, мы вернулись, – ответил Дикар, – и с большими новостями. Послушай, Джондоусон.

Он рассказал, что они узнали и что планируют.

– Безумный план, – сказал Джондоусон, когда Дикар кончил. – Словно сон сумасшедшего. Но именно потому, что он безумный, он может сработать.

– Он сработает, – ответил Дикар. – Должен сработать. Но идем. Нам нужно многое сделать до вечера. Прежде всего я сразу после завтрака созову Совет…

– После того как мы дадим клятву, – поправила его Мэрили.

– Нет, – сказал Дикар. – После завтрака. Сегодня утром после завтрака не будет клятвы. И, может, ее вообще не будет.

– Не будет клятвы! – воскликнула она. – Но, Дикар…

– Ты забыла, что рассказала нам Эннджордан? Мне нужна клятва без скрещенных пальцев, Мэрили, или вообще не нужна.

– Что это значит, Дикар? – спросил Джондоусон. – О чем ты говоришь?

… Яркое утреннее солнце освещало поляну, и над ней звучало много возбужденных голосов.

– Почему сегодня утром нет клятвы? – спрашивал Стивленд у Хэлросса.

– Зачем Дикар сегодня утром созвал Совет? – спрашивала Руфьниссон у Биллтомаса.

– Почему сегодня утром Дикар выглядит таким строгим? – спросил Карлбергер у Элискейн.

Но ни Хэлросс, ни Биллтомас, ни Элискейн не могли ответить на эти вопросы.

Никто не спрашивал Бессальтон. Босс Девочек, она заняла одну из каменных скамей, стоявших по обе стороны от Огненного Камня, под большим дубом. Ее стройная фигура покрыта мантией из черных волос, смуглое лицо сердито, красный рот горько изогнут, и есть в ней что-то такое, что отличает ее от остальной Группы.

Дикар, глядя из лесной зелени на Бессальтон, шепотом сказал Мэрили:

– Она догадывается о том, что произойдет, и готова к этому. Если не считать тебя, она лучшая Девочка в Группе, и у меня тяжело на сердце, потому что этим утром придется с ней сразиться.

Мэрили взяла его за руку.

– Будь добр с ней, Дикар. Добр, как можешь.

– Как могу, Мэрили. Обещаю.

Лесная зелень шелестела, когда Дикар вышел из нее и прошел к ожидающей каменной скамье у самого Огня, к месту Босса.

Он немного постоял с серьезным лицом. Мгновение подумал, имеет ли он право делать то, что собирается. Но это мгновение миновало, и он сел на место, которое ему принадлежало по праву, потому что он был Боссом, и поляна ждала его слов.

* * *

– Мальчики и Девочки Группы, – начал Дикар. – Я созвал сегодня не обычный Совет. Впервые нас не будут связывать «Должно» и «Нельзя», установленные Старшими. Мы будем говорить о том, можем ли мы или не можем нарушить самый страшный Запрет Старших.

Он помолчал, и эта пауза была заполнена своеобразным звуком: все слушавшие затаили дыхание.

– И однако, – продолжал Дикар, – мы по-прежнему должны слушаться указаний Старших. Свои Обязанности и Запреты они установили, когда мы были детьми. Но мы больше не малые дети. Мы изменились, и мир изменился, он теперь не тот мир, который мы знали Давным-Давно. Мы переросли Обязанности и Запреты, сформулированные для детей, и поэтому сегодня утром мы должны подумать о том, что запрещали нам Старшие.

Бессальтон шевельнулась на своем сидении, и Дикар с серьезной улыбкой повернулся к ней.

– Я хочу кое о чем спроси тебя, – сказала Бессальтон, отводя взгляд. – Старшие спят под камнями у основания Обрыва. Они не могут говорить с нами. Откуда нам знать, что они сказали бы, если бы могли говорить? Или, – неожиданно ее взгляд и голос стали насмешливыми, – или ты собираешься рассказать нам, что Старшие говорили тебе во сне?

– Да, Бессальтон, – улыбнулся Дикар, – я собираюсь рассказать, что они говорили мне во сне.

Бессальтон широко развела руки.

– О, – воскликнула она, – если ты созвал Совет, чтобы рассказать нам о своих снах, я тоже вижу сны, и, хотя я Босс Девочек, я никогда не созывала Совет, чтобы рассказать о них. Я рассказываю их другим Девочкам, когда нам не о чем говорить.

И она рассмеялась, и остальные подхватили ее смех, и рассмеялась вся Группа.

* * *

Этот смех бил по Дикару, но он сидел неподвижно, с бесстрастным лицом. Немного погодя смех стих, и Группа успокоилась.

– Этот сон, Бессальтон, – заговорил Дикар так, словно его не прерывали, – на самом деле не сон, а воспоминания о Давным-Давно, когда Старшие привезли нас сюда, и еще немного о том, что было раньше. Может, ты тоже это помнишь, Бессальтон. Ты должна помнить, потому что ты есть в этом моем сне-воспоминании. Ты помнишь, Бессальтон? – Он держал ее взгляд своим. – Постарайся, Бессальтон. Ты помнишь ту ночь?

Она не пыталась вспомнить. Она старалась оторвать свой взгляд от взгляда Дикара, но не могла.

– В этом моем сне, Бессальтон, ты в длинной полутемной пещере. – Голос Дикара звучал ровно, он казался тихим, но на поляне все его слышали. – В этом сне ты испугана. Ты боишься грома, звучащего над пещерой, грома смерти, который обрушивается на Город у тебя над головой. Ты боишься того, как дрожит и трясется земля. Ты цепляешься за мать. Ты не плачешь, только дрожишь от этих ударов смерти. Трои руки вокруг шеи твоей мамы, а мама одной рукой крепко держит тебя. Что говорит тебе мама, Бессальтон?

Бессальтон прижала дрожащую руку ко лбу.

– Нет, куколка, говорит мама. Нет, Бесс, любимая. Но помогает не то, что она говорит, а то, что она прижимает меня к себе, гладит меня рукой по голове.

– Тогда ты помнишь, как прекратился гром, – сказал Дикар, – и как послышался Голос, усталый Голос из радио, которое было в