Золотой век Испанской империи - Хью Томас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следующим захваченным городом мам был Уэуэтенанго, где водились яркие породы птиц, таких как кецаль, попугай и котинга, чьи перья использовались для украшения причесок и одежды. Население, покинув город, бежало сперва в крепость Сакулеу, с трех сторон окруженную ущельями. Это место было важным центром мамской культуры на протяжении тысячи лет. В начале XV столетия его захватили киче – но по всей видимости, позднее он сумел отстоять свою независимость.
Гонсало де Альварадо потребовал, чтобы город сдался по доброй воле:
«Да будет известно [Кайбиль Баламу], что наше прибытие благоприятно для его народа, ибо мы принесли им весть об истинном Господе и о христианской вере, посланную папой, наместником Иисуса, а также императора, короля Испании, чтобы вы могли стать христианами мирно, по собственной доброй воле. Но если вы предпочтете отказаться от нашего предложения мира, вы сами будете нести ответственность за смерть и разрушения, которые последуют за этим»{332}.
Гонсало дал своим противникам три дня на то, чтобы обдумать его предложение. Ответа не было. Вместо этого с севера прибыла армия мам, чтобы освободить Сакулеу. Гонсало оставил своего заместителя, Антонио де Саласара, который прибыл в Новую Испанию с Нарваэсом, а впоследствии участвовал в большинстве сражений Кортеса возле озера Теночтитлан, чтобы тот продолжал осаду{333}. Сам же Гонсало обратился против деблокирующей армии – хотя к этому моменту его люди уже голодали, и у них не было большой надежды получить пищу до тех пор, пока Сакулеу не будет взят.
Как обычно, наступление испанских наемников было сначала приостановлено индейцами, которые затем были вынуждены сдаться под натиском конницы. Гонсало вернулся к Сакулеу, сопровождаемый нависшей над его войском угрозой голодной смерти; его оставшимся в живых индейским сподвижникам приходилось есть убитых лошадей. Однако в этот момент Хуан де Леон Кардона, которого Педро де Альварадо сделал главнокомандующим на завоеванных территорях киче, прислал ему значительный обоз с провиантом. Сакулеу сдался в сентябре 1525 года, и Гонсало принял командование над всем западным Кучуматаном.
К этому времени Педро де Альварадо оправился от своей раны в достаточной мере, чтобы начать замышлять новую собственную экспедицию, – на этот раз в Чьяпас, надеясь встретить своего старого командира и товарища Кортеса, который в это время находился на пути в Иберас, чтобы наказать самовольного Кристобаля де Олида. Следует вспомнить, что Чьяпас за несколько лет до этого был завоеван Сандовалем. Альварадо хотел, чтобы Кортес официально поддержал его притязания на пост губернатора Гватемалы. Однако непролазные джунгли, колоссальные реки и величественные горы сделали любую мысль о том, чтобы встретить здесь Кортеса, невыполнимой.
Альварадо вернулся в Гватемалу, где обнаружил, что несколько основанных им поселений, и среди них Сан-Сальвадор, были разрушены. Он уже испытывал привязанность к Гватемале и ее народу, несмотря на то что обошелся с ними так жестоко. Возможно, каким бы невероятным это ни могло показаться, что ему импонировало изумительное разнообразие ландшафтов и растительности узкой полоски хорошо орошаемой прибрежной равнины вдоль тихоокеанского побережья. У суровых людей часто обнаруживается своя слабая сторона.
Возможно, ему пришлись по душе кипарисы, плодородные высокогорные равнины, умеренный климат, вулканический камень, используемый для перемалывания зерна и заточки ножей, наличие известняка для приготовления извести. Здесь имелся обсидиан, из которого можно было делать оружие, и железный колчедан для изготовления зеркал. В ручьях можно было найти небольшое количество золота, а также меди; к тому же они изобиловали пресноводной рыбой, так же как прибрежные зоны – моллюсками. Здесь имелась кора для изготовления бумаги, шелк и хлопок для стеганых доспехов, табак, тыквы для изготовления музыкальных инструментов, пчелы, собиравшие мед. Кое-кто из испанцев был впечатлен разнообразием богов в Гватемале, равно как и ритуалами, проводимыми по случаю любого торжества, а также быстротой, с какой католические святые были идентифицированы с местными богами. Несомненно, перед Альварадо были земли несравнимо более богатые, нежели Эстремадура, где располагался его родной Бадахос.
Прослышав о том, что Франсиско де Монтехо, его товарищ по первым дням кампании в Новой Испании, удостоился поста губернатора Юкатана, Альварадо решил вернуться в Мехико-Теночтитлан и оттуда отправиться в Испанию, чтобы добиться для себя такой же должности в Гватемале. К этому времени он уже испытывал «такое влечение к земле Гватемалы и ее народу, что решил остаться здесь и колонизировать эту страну. С этими мыслями он заложил город Сантьяго-де-Гватемала и начал подготовку к строительству собора»{334}. Также он распределил для нового города энкомьенды и назначил городской совет – после чего, для соблюдения формальностей, испросил у его членов разрешения, как командующему, покинуть страну для отъезда в Испанию. В его отсутствие, с августа 1526 года, исполнять обязанности губернатора должен был его брат Хорхе.
Хотя завоевание Гватемалы было еще далеко от завершения, Альварадо оставил в этой стране свой след и будет всегда помниться здесь как «Тонатиу», сын Солнца. Вожди киче, возможно, склонны будут повторить молитву вождей в «Пополь-Вухе»: «Сердце Небес, сердце земли, дай мне силу, дай мне смелость, в моем сердце, в моей голове, ибо ты – моя гора и моя равнина»{335}.
Я сосчитал с верхушки мечети [в Чолуле], что в городе имеется четыреста и более башен, и все они были мечетями.
Некоторые современные историки питают ложное представление о том, что император Карл уделял мало внимания своим заатлантическим владениям{336}. Такие предположения ничем не подкреплены, даже принимая во внимание его деятельность в Вальядолиде в 1522 году. Так, например, мы можем услышать, что в начале этого года он еще на четыре года продлил прибыльную монополию Лорана де Горрево, уроженца Савойи, губернатора провинции Брес и протеже эрцгерцогини Маргариты Австрийской, на продажу внутри империи черных африканских рабов{337}. Начиная с ноября 1523 года это соглашение было аннулировано, и был разрешен импорт рабов в Индии по новым каналам: 1400 рабов в год было разрешено завозить в Санто-Доминго, 700 – на Кубу, 600 – в Мексику, 500 – в Сан-Хуан и Кастилью-дель-Оро, и 300 – на Ямайку. Горрево компенсировали ущерб, отдав ему пошлину (альморифасго[55]) с 1400 рабов, предназначавшихся для Санто-Доминго. Этот крупный, но простой и откровенный налог постоянно менялся. В 1524 году он был распространен на все товары, завозимые в Новую Испанию, и за последующие семь лет благодаря ему в казну были перечислены 50 тысяч песо{338}.