Русский Египет - Владимир Беляков

— Нет ли у вас фотографии Долли?

— Да, есть, сейчас покажу.

Мадам Сакакини уходит в соседнюю комнату, приносит оттуда пакет. Осторожно достает одну за другой несколько фотографий.

— Вот это Долли, — говорит она. — Снята примерно в то время, когда моя дочь делала о ней фильм.

Передо мной на снимке — пожилая русская женщина, с простым лицом, в сером пальто и темном берете. Кажется, чем-то похожа на мою бабушку. Смотрит куда-то вниз, себе под ноги.

— А вот это — ее отец. — Хозяйка протягивает мне еще одну фотографию. На ней — моложавый мужчина с высокой залысиной и пышными усами. — Он умер еще в конце 20-х годов здесь, в Александрии.

Мадам Сакакини прячет фотографии в пакет и вдруг говорит:

— У меня ведь есть русская икона! Мой прадед, выходец из Сирии, он был христианином, привез ее с собой в 1840 году из Дамаска, когда приехал в Египет. Хотите посмотреть? — и, не дожидаясь ответа, идет за иконой.

Хороша икона, ничего не скажешь. Милая Божья Матерь, очаровательный младенец-Иисус. Видны только лица да кисти рук — все остальное скрывает серебряный оклад. Наверное, вторая половина XVIII века. Но все-таки шпага интересует меня больше.

— Так когда же вернется ваша дочь?

— Недели через две, — отвечает хозяйка. — Я вам тогда позвоню.

На этом и прощаемся.

Мадам Сакакини не позвонила ни через две недели, ни через три. Пришлось мне вновь брать инициативу в свои руки.

— Дочь только что приехала, — отвечает мадам Сакакини неожиданно неласковым тоном. — Но она живет за городом, телефона у нее нет. Завтра утром должна быть у меня, звоните, — и бросает трубку.

Наутро вновь набираю ставший уже знакомым номер. Подходит сама дочь, Асма.

— Да, шпага у меня, в Александрии, — подтверждает она. — Но поеду я туда только недели через две, не раньше. Знаете, я полгода не была дома, столько дел! Да еще квартиру мою каирскую ограбили. Представляете, унесли дорогой приемник, телевизор, видеомагнитофон и все кассеты к нему! В том числе и фильм о Кутузовой.

— И что, у вас нет больше ни одной копии этого фильма?

— Одна есть, но она на 16-миллиметровой пленке.

— Можно посмотреть?

— Конечно. Где вы живете?

— На Замалеке.

— Завтра я буду рядом с вами и завезу фильм.

Мадам Сакакини демонстрирует саблю атамана Фролова — семейную реликвию Голенищевых-Кутузовых

Свое обещание Асма выполнила. Назавтра я уже смотрю фильм «Портрет», снятый Асмой в 1981 году в Александрии. Кутузова рассказывает в нем по-французски больше о своем знаменитом предке и годах революции в России, чем о себе. А вот и шпага. Точнее, сабля, а не шпага. Без ручки и эфеса. Во весь клинок выгравирована надпись по-русски, но прочитать ее я не успеваю, ясно видна лишь дата: «1737».

Значит, сабля вовсе не самого Кутузова! В тот год он еще не родился. Видимо, кого-то из его предков.

Не Кутузова — так не Кутузова, думаю я, возвращая Асме фильм. Все равно семейная реликвия. Договариваемся с Асмой о поездке в Александрию. Но накануне вечером она звонит, извиняется и говорит, что вместо нее поедет мама.

Наутро мы с мадам Сакакини отправляемся в путь. На ней легкий хлопчатобумажный костюм и кроссовки. Свой возраст моя спутница не называет, я сам, естественно, не спрашиваю, но по ее рассказам делаю вывод, что ей хорошо за семьдесят. Мадам Сакакини вспоминает своих предков, жалуется на жизнь, восхищается Горбачевым — в общем, разговор идет о том о сем.

Квартира Сакакини находится в центре Александрии, на пятом этаже старинного дома, выходящего фасадом прямо на здание губернаторства. Она выглядит более ухоженной и более богатой, чем каирская. В дальней комнате окнами во двор провела последние годы своей жизни Евдокия Васильевна Голенищева-Кутузова. Над ее кроватью так и висит иконка Николая Чудотворца, а в соседней комнате, под портретом Бетховена, стоит ее старенькое пианино.

— Где же сабля? — спрашиваю мадам Сакакини.

— Должна быть у Асмы в комнате!

Мадам Сакакини уходит в другую комнату и возвращается оттуда с саблей и рассохшимися деревянными ножнами, обтянутыми черной кожей. На слегка тронутом ржавчиной стальном клинке сияет выпуклая золотая надпись: «Божию милостию мы всепресветлейшая самодержавнишая великая государыня-императрица Анна Иоанновна Всероссийская пожаловала сею саблею войска Донского походного атамана Ивана Васильева сына Фролова за ево многие верные службы. В Санкт-Питербурге 1737 году марта 24 дня».

Но какое отношение донской казачий атаман Иван Фролов имел к семье Голенищевых-Кутузовых? Ответ, я думаю, дает одна из фотографий, которую показала мне мадам Сакакини. На ней — статная интересная женщина, бабушка Евдокии Васильевны по материнской линии. Фотография сделана в Новочеркасске — столице донского казачества. Даты на фотографии нет, как и имени женщины. Логично предположить, что Василий Голенищев-Кутузов, представитель славного дворянского рода, был женат на дочери родовитого донского казака, которой сабля досталась в наследство.

Предположение это подтвердилось десять лет спустя, летом 2000 года, когда петербургский историк Андрей Александрович Шумков подарил мне свою книгу «Себряковы» — историю донского дворянского казачьего рода, известного с XVII века. Оказалось, что один из представителей этого рода, Михаил Сидорович Себряков (с 1736 до 1815), был женат на дочери Ивана Васильевича Фролова, Анне. Поскольку к тому времени невеста осталась сиротой, то по брачному договору от 3 мая 1756 года в род Себряковых передавались все награды Фроловых от русских царей, в том числе и сабля, пожалованная императрицей Анной. Жена Василия Голенищева-Кутузова и мать Долли, Анастасия Васильевна (она умерла в Петербурге в 1914 году), была представительницей IX колена рода Себряковых. После смерти в 1904 году ее отца, Василия Михайловича Себрякова, бывшего предводителя дворянства Новочеркасска, сабля атамана Фролова перешла по наследству к ней.

Шумков проследил и родственную связь Василия Голенищева-Кутузова (1861–1927), отставного капитана и коллежского советника, с героем Отечественной войны 1812 года. Его отец, Василий Иванович (с 1814 до 1879), отставной полковник Генштаба, был представителем старшей, торопецкой, ветви рода — потомков «мужа чесна из Немец» Гавриила (XI век). Он приходился четвероюродным племянником генерал-фельдмаршалу светлейшему князю Михаилу Илларионовичу Голенищеву-Кутузову. Словом, как говорится, «седьмая вода на киселе», а вовсе не сын его брата, как утверждала мадам Сакакини.

Вернувшись тогда в Каир, я сел листать многотомную «Историю России с древнейших времен» С. М. Соловьева. Упоминание об атамане Иване Фролове я там нашел, а вот какими «многими верными службами» отличился он перед императрицей Анной, так и осталось мне неизвестным.