Заговор - Джонатан Рабб

Сара опять замялась, прежде чем ответить:

— Да. Он просил меня… он хотел, чтобы я пришла и поговорила с вами. Вас это устроит?

— Ладно. — Снова молчание. — Это Антон дал вам телефон?

— Да.

— Он сказал, что хочет, чтобы вы пришли?

— Да, — ответила Сара.

— Тогда… все, наверное, правильно. — Она, однако, отнюдь не торопилась дать адрес. Спросила: — Антон все объяснил?

— Нет. — Сара подождала, потом продолжила: — Он сказал, что вы мне объясните, но только если захотите, чтобы я пришла.

Еще несколько мгновений молчания.

— Ладно.

Разговор этот состоялся полтора часа назад. За это время Сара первым же рейсом вылетела в Рочестер, штат Нью-Йорк, арендовала машину и добралась до Темпстена. Она понимала, насколько необходима эта поездка, но ей все больше и больше делалось не по себе от предстоящей встречи с одной из последних, кто уцелел. «Все еще тут. Все еще так близко. Почему ей позволили жить?» — гадала Сара.

Небольшой одноэтажный дом, комнаты три-четыре, не больше, крытое крыльцо с фасада. Стоит на тихой улочке. Сара прижала машину к обочине и остановила. Пока шла по дорожке, заметила колыхание занавесок: кто-то нетерпеливо ждал гостей. Не успела она дотянуться до звонка, как дверь распахнулась: на пороге стояла Элисон Крох — в простом ситцевом платье, волосы завязаны в хвост. Для женщины, которой уже за тридцать, она выглядела поразительно молодо. Тоненькая, гибкая, стройная, с длинными густыми рыжими волосами, струившимися по спине.

— Вы, наверное, мисс Картер, — сказала она, отступая и провожая Сару через короткий коридор в гостиную. Обстановка скудная: диван, два кресла, книжные полки, телевизор. На журнальном столике стояли два стакана и кувшин. — Надеюсь, вы любите лимонад, — сказала Элисон, принимая у гостьи пальто и вешая его в стенной шкаф. — Я его сама делала.

Сара кивнула и прошла к дивану.

— Да, очень. — Подождав, пока Элисон усядется, села сама. — Спасибо, что согласились повидаться со мной.

Элисон кивнула, отводя взгляд от глаз Сары.

— Вы тут одна живете?

— Да. Если не считать, когда Антон приезжает. Тогда не одна. — Улыбнулась и отпила лимонада.

Когда лицом к лицу, хрупкость и слабость в ней еще больше заметны, подумала Сара.

— Он часто приезжает?

Элисон покачала головой и еще отпила из стакана. Она по-прежнему отводила взгляд.

— Почему Антон попросил вас приехать?

— Он сказал, чтобы я поговорила с вами.

— Как те, другие? — Первый раз в ее голосе Сара различила раздражение.

— Другие? — переспросила она.

— Врачи. Которые хотели поговорить о… школе. — Элисон уставилась в одну точку и умолкла.

— И это вас беспокоит?

— Я не люблю об этом говорить. — В ответе никакого укора, лишь простое уведомление. — Я очень немного помню. Правда, смешно? — Попыталась улыбнуться и опять отпила лимонада. — У меня фрукты есть. Сама их выращиваю, в теплице. Хотите попробовать? — Не дожидаясь ответа; Элисон вскочила и пропала за дверью, что открывалась в обе стороны.

Оставшись одна, Сара принялась рассматривать фотографии, скрытые среди безделушек на полках, и раздумывала, что таится за испуганными глазами женщины, с которой она только что познакомилась. Пляжные сцены, Элисон, помоложе, бредущая по пояс в океанской воде, рядом с нею мужчина, старше ее (Вотапек, без сомнения), улыбается во весь рот. А взгляд все время неспокойный. Даже на выцветших фотографиях.

Дверь распахнулась.

— У вас тут чудесные вещицы, — улыбнулась Сара. Элисон поставила поднос на столик и кивнула:

— Подарки. От Антона.

Сара спросила:

— Вы с ним когда-нибудь говорили о школе?

Элисон отвела взгляд от Сары, ее лицо ничего не выражало. Потом она села, взгляд остановился на вазе с фруктами. Некоторое время казалось, что для нее больше ничего в комнате не существует. Наконец подняла голову.

— Хотите фруктов? — спросила Элисон, улыбаясь более натянуто, чем прежде.

Сара покачала головой:

— Я рассчитывала поговорить о школе.

Снова никакой реакции, пока взгляд Элисон не метнулся в угол комнаты, глубокое дыхание выдавало усилие, с которым она сдерживала себя. Обратив к Саре лицо с повлажневшими глазами, она пыталась улыбкой сдержать слезы.

— Я не люблю говорить об этом. — Слезинка скользнула по ее щеке.

Сара мягко настаивала:

— Тогда почему вы попросили меня приехать?

— У меня не часто бывают гости. — Элисон смахнула слезинку. — Так… приятно, когда приходят люди.

— Причина только в этом?

Первый раз Элисон посмотрела прямо на Сару, и та разглядела кое-что во взгляде молодой женщины. Элисон резко притянула ногу к груди, положила голову на колено, вновь уставившись на вазу.

— Школа была давно.

— Я понимаю.

— Нет, не понимаете. — Опять никакого упорства в голосе, просто сообщила о факте. — Никто не понимает. Ни Антон. Ни Лоуренс. Никто. — Она взглянула на Сару, в глазах мелькнули слезы. — Все было приятно, так, как и должно бы быть. Там… такое чудесное место. — Слезы стали пробиваться сквозь улыбку. — Мы были вместе, все учились… вот почему мы там находились, знаете. Как быть сильными, как взять то, что принадлежит нам. — Взгляд ее вновь метнулся в угол, улыбка увяла. — А потом все такие злые… — Голос упал почти до шепота, слезы перехватили ей горло. Вот-вот, казалось, она даст им волю, исторгнет поток, но вдруг она остановилась. Один долгий вдох… и Элисон вновь обернулась к Саре: — Хотите фруктов?

Сара некоторое время невидяще смотрела на нее, собственные чувства были взбудоражены этим порывом: еще более знакомо и так безысходно реально. Элисон вся ушла в себя, в глазах ее не было ничего, напоминавшего о недавних минутах, только странное напряжение: она отдалялась от собственных воспоминаний.

— Вы мальчиков имеете в виду? — тихо спросила Сара.

Еще один миг узнавания, потом — ничего. Хрупкая, тихая, сдерживающая себя, Элисон покачала головой:

— Мальчиков? Я не понимаю.

— Мальчиков, которые умерли, — напомнила Сара. — В школе.

Слезы потекли по щекам, и все же ничто в выражении лица не выдавало ни малейшей реакции на слова Сары. Только рука Элисон судорожно сжималась и разжималась. Она отрицательно покачала головой, невзирая на то, что слезы катились по щекам. Ответила:

— Я не помню никаких мальчиков.

Но Сара поняла, потому что у нее были собственные воспоминания: неделями, месяцами отрешалась от памяти о жизнях, ею оборванных. Руки, сжимающиеся и разжимающиеся, — бессознательные механические жесты, внедренные посредством врачебного гипноза, позволяли ей избавляться от ужаса. Воспоминания, стертые до тех пор, пока она не выучится переносить их. Как долго, думала Сара, пряталась за теми же уловками Элисон? Как долго люди, ответственные за ложь и тайну, вынуждали ее оставаться жертвой ненависти к самой себе?