Заговор - Джонатан Рабб

Через три минуты его глаза уже привыкли к скудно освещенному помещению на четвертом этаже. Как принято в исследовательских библиотеках, книги хранились в укромных полутемных уголках, куда едва пробивались полосы света от немногих навесных ламп. Прямо перед Ксандром тянулся узкий проход, выложенный плиткой в черную крапинку, на которую крест-накрест ложились тени книжных стеллажей. Каждый стеллаж прятался за стеной темноты в ожидании, когда кто-нибудь из посетителей зажжет только для него предназначенный свет.

Медленно двигаясь по проходу, Ксандр всматривался в каталожные номера, наспех прикрепленные к верхней кромке полок. Пару раз он сверял номер с тем, который записал на бумажке, чтобы убедиться, что ничего не пропустил. В двух рядах от задней стены он остановился: номер по перечню 175.6111 CR-175.6111 FL. Сунув бумажку в карман, Ксандр щелкнул выключателем, пробив во мраке небольшой туннель света, глаза его забегали по номерам, обозначенным на торцах коробок. На полпути к стене он едва не споткнулся о четыре больших ящика, далеко выступавших за край нижней полки. Глянул вниз, прочел надпись, чувствуя, как в горле опять запершило. Потом присел на корточки и стянул собрание Данцхоффера с полки.

Состояние документов оказалось куда лучше, чем он ожидал. Само собой, никто ничего сделать не удосужился, кроме как переписать все и затем опять сложить в соответствующий ящик. Тем не менее порядок, в каком содержались документы, свидетельствовал если не о логике, то по крайней мере о заботе. Ксандр принялся за чтение.

В первом ящике смешались пятнадцатый век с шестнадцатым: довольно откровенные письма кардинала Вобонте к нескольким папам с требованиями освободить от обязательств разных французских аристократов. Налоговые льготы для своих главных прихожан-избирателей, подивился Ксандр. Есть вещи, которые не меняются никогда. Затем он нашел стихи какого-то итальянского придворного музыканта: дань уважения «Декамерону» Боккаччо. Быстренько миновав их, Ксандр наткнулся на большую подборку памфлетов о религиозной обрядности: руководства, как надлежит соблюдать несчетные дни святых.

На первый взгляд второй ящик обещал столь же мало. Снова стихи и памфлеты про святых. Перерыв две трети документов, Ксандр вдруг заметил, что названия их существенно сменили направленность: от описаний ритуалов во дни святых к пылким рассуждениям о папском владычестве. В чьем-то представлении это знаменовало естественный переход от букварей пятнадцатого века к научным трактатам века шестнадцатого. Однако Ксандр понял, что он близок к цели, очень близок. Просеяв семь-восемь нудных писаний о церковной юрисдикции (каждое с бесконечными контраргументами против «Defensor Pasic» Марсилия[14]), Ксандр наконец нашел небольшой том, на кожаном потертом переплете которого еще можно было различить герб Медичи. Некоторое время он молча любовался небольшой книжицей, уютно устроившейся среди других бумаг. Ничто не выделяло ее и не объясняло внезапно участившегося сердцебиения у Ксандра. Сложив остальные рукописи в ящик, он взял эту книжицу в руки и поднес к лицу. Края ее давным-давно обтрепались, от страниц исходит странный запах яблочного уксуса. Ксандр бережно раскрыл обложку и прочел простую надпись на итальянском:

Его Святейшеству, Папе Клименту VII от Евсевия Якоба Эйзенрейха

Письмо-посвящение, начертанное внушительным рукописным шрифтом шестнадцатого века, продолжалось на следующей странице. Ксандр бережно перевернул ее, менее увлеченный текстом, нежели ощутимой реальностью книги в своих руках. Вот она, перед его глазами, — ключ ко всем загадкам, ответ скептикам.

Едва ли не по собственной воле манускрипт открылся на следующей странице: название, имя автора крупными буквами, внизу год — 1531-й, а еще ниже, справа, в углу страницы непонятные буквы v.i. Ксандру потребовалось усилие, чтобы, отрешившись от радости находки, попытаться разгадать странную надпись v.i. Он перекинул большим пальцем страницу и на следующей увидел содержание: упорядоченный список из двадцати глав. Макиавелли потребовалось двадцать шесть. Как этим швейцарцам, подумал Ксандр, нравится подбирать приятные круглые числа. Никаких объяснений v.i, однако. Это терзало его, пока он листал страницы, стало терзать еще больше, когда пролистал почти половину книжки, добравшись только до пятой главы. Беспокойство приходило на смену горячке предыдущих минут. Это v.i — не volume i ли, том первый? В трех страницах от конца книги его опасения подтвердились. Глава IX. Пути к хаосу. И дальше — ничего. Ксандр стал снова копаться в ящике. Не повезло. Два тома — зачем? Ответ пришел в голову, когда Ксандр рассматривал книжицу. Климент. Итальянский вариант, тот, что для Папы, был первым вариантом. Эйзенрейху хватило ума послать всего отрывок, куда вошли первые девять глав. Остальные одиннадцать составили том второй. Предосторожность ради безопасности. Ну и где они?

Ксандр резко отшатнулся к стене, мысли бешено крутились в поисках ответа. Бессмысленно. Зачем библиотеке хранить только первый том? И почему отсутствуют ключевые главы? До девятой названия смелы, но до потрясения основ далековато. Ксандр вернулся к странице с оглавлением: III. Как обрести незыблемость; VI. О том, из чего составляется государство; VIII. Как подготовить государство к истинному господству. У Эйзенрейха, вероятно, имелись собственные рецепты, но в этих названиях наглости и дерзости совсем немного. С десятой же по двадцатую, с другой стороны, что ни глава, то из ряда вон: X. Путь к политическому хаосу; XI. Путь к экономическому хаосу; XII. Путь к общественному хаосу, — и уж самое потрясающее: XV. Почему важно взращивать ненависть. Сдвиг на главе десятой ясен. Эйзенрейх приберег лучшее под конец.

И все же нигде в записках Карло нет упоминания о двух раздельных томах. Надежда нашептывала Ксандру, что оба они сошлись в какой-то точке шестнадцатого века. Тогда почему ныне разделены? Прикрыв глаза, он принялся раскачиваться. Думай, черт побери! Две минуты странного ритуала — и глаза его широко раскрылись. Ксандр вытащил из кармана смятую бумажку с перечнем, который выхватил из принтера. Звездочки. Быстро стал копаться в ящиках, поминутно сверяясь с перечнем, чтобы отыскать еще одно имя. Через пятнадцать минут он знал ответ. Ни одной единицы хранения из помеченных звездочкой в ящиках не было. Сие означало: в бюро справок должны знать, почему эти тома отсутствуют, и подскажут ему, где искать второй том манускрипта Эйзенрейха.

Только теперь Ксандр заметил фигуру, стоявшую в конце ряда, в тусклом свете лица не разглядеть. Ксандр замер, рука его все крепче сжимала манускрипт. Казалось, мужчины вечность разглядывали друг друга, не двигаясь с места. У сидевшего на корточках Ксандра колени свело, пока он смотрел на мужчину с зализанными к затылку волосами. Зализанные к затылку? В памяти Ксандра возник образ маленького человечка с тонкогубой улыбкой и тяжким взглядом безжизненных глаз. Ниша. Моя ниша.

Вновь охваченный паникой, Ксандр схватил кейс и со всей силы швырнул его в темноту. Движение заняло всего мгновение, однако в глазах Ксандра замедленный замах и бросок придали хаосу определенную ясность, четкость, какой он прежде не видывал. Заметив, как кейс врезался мужчине в солнечное сплетение, Ксандр бросился к выходу по длинному проходу, скользя подошвами по навощенной плитке. Несколько раз он налетал на стеллажи, пытаясь выбраться. Сзади — ни единого звука: ни удивленного вскрика, ни топота ног быстрой погони, — пока Ксандр выбирался на яркий свет лестничной клетки.