Конец "Золотой лилии" - Валентин Пронин

– Вы говорили, Половчука убили в квартире на Новом Арбате… Или на гастролях?

– Одну секундочку, господин следователь. Я просто обрисовываю ситуацию. Только прилетели в Милан, Половчук является к заведующему коллективом и просит разрешить ему ночевать не со всеми в гостинице, а «у друзей». И, естественно, кладет заведующему в кармашек ценный миниатюрный подарочек. Какой? Не буду фантазировать, не знаю. Тот, конечно, разрешил. Предупредил только, чтобы на спектаклях был вовремя, как полагается. А ночь и первую половину дня оттягивайся, мол, где хочешь. Так и пошло: ночует Толя Половчук в пятизвездочном отеле, в горах, но к началу спектакля привозит его Стефан Георгиевич в театр. Да на таком лимузине… лучше, чем шестисотый «мерседес». Знатоки спорили, будто это индивидуальный автомобиль фирмы «Майбах». Даже у итальянцев глаза на лоб вылезали от этой роскоши, а наши-то: и солисты, и хористы, и оркестранты почти в обморок шлепались, клянусь честью. Откачивать приходилось.

Возвратились мы в Москву, – нисколько не уставая, продолжал Богаевский. – Всё стабильно. Поем в операх, опереттах, мюзиклах, по утрам репетируем. Половчук нормально пашет, как и другие. Но всем известно, что снял двухкомнатную квартиру на «вставной челюсти старушки Москвы». Небось оплатил богатей Парамиди. Видали иногда, что подъезжал за ним к концу спектакля. Однако не на «Майбахе», а на «вольво», а то на джипе «чироки». И тут кое-кто стал примечать дружбу Половчука с одним молодцом из кардебалета и с тощенькой девчонкой – статисткой. Как свободное время, так все трое между собой хороводятся…

– Почему же возникла девушка? Странно, – сказал капитан, только для того, чтобы приостановить беспрерывно льющийся монолог.

– Так ведь… Если Половчук объявил себя бисексуалом, выходит, он может и направо, и налево. И пассив, и актив. По правде говоря, троица эта сблизилась не только по причине сугубо сексуальной. Водились у них делишки, якобы связанные с антиквариатом, с незаконно доставленным золотом в слитках. Попахивало и наркодилерством, и… Вертунам, вроде Половчука, всего мало. Денег ему подавай, роскоши, удовольствий.

– Тогда зачем Половчук, при таких амбициях, работал в ансамбле музыкального театра? Работа нелегкая, занятость большая. Зарплата весьма скромная. Я правильно рассуждаю?

– Мне думается, господин следователь, статус ему все-таки был нужен. Как-никак московский артист. И за границу время от времени с гастролями выезжать можно. Причем бесплатно. Гонорары в У.Е. И хотя нам, ансамблистам, перепадает негусто, но и то хорошо. А, кроме того, любил Толька петь. Мы все фанаты. Мечтали о карьере солиста, мечтали стать звездой оперы… Не сложилось. Однако кто хоть раз когда-нибудь пел перед публикой, для того это вроде марихуаны. А Половчук кончил консерваторию все-таки. Да, сам он, конечно, виноват. Тем не менее его жалко. В общем-то парень был неплохой: добродушный, веселый, молодой. Ему бы еще жить и жить. А он гниет из-за своих причуд, да из-за денег.

– Надеюсь, господин Богаевский, вы переходите к заключительной части вашей истории? – поинтересовался капитан, доставая чистый лист бумаги и ручку.

– Да, да, я заканчиваю. Однажды случилось странное происшествие. Вечером шла «Снегурочка». Спектакль большой, заканчивается поздно. В одиннадцать финал, полчаса надо, чтобы разгримироваться, переодеться и по домам.

– Когда это происходило?

– Где-то в начале июня, число не припомню. Надо глянуть в старые программки. Так вот, мы разгримировались, умылись. Переодеваемся в свою одежду. И вдруг от служебного входа охранник приносит букет: тюльпаны, нарциссы, ирисы. Все удивились. Обычно букеты поклонники присылают солистам. Но чтобы в хор… это редкость. «Кто тут Половчук? – спрашивает. – Вам цветы передали, получите». Ну, ребята загалдели: «Толька, это тебе от дамы или, скорее, от джантельмена… хо-хо!» Народ у нас в театре языкастый, острят, кривляются. Половчук, тем не менее, нахмурился: «Кто передавал букет?» «Какой-то парнишка черненький. Не то армянчик, не то еще кто-то». Охранник ушел. «Погляди-ка, Половчук, нет ли записки с нежным признанием? – изгаляются ансамблисты. – А может, в конверте зеленые купюры шуршат?» Развернул Половчук цветную обертку и, глядим, побледнел, глаза вытаращил… вот-вот без сознания грохнется. Цветы держит в руке, а у них стебли-то обрезаны коротко, ни в одну вазу не поставишь. Вроде знака какого-то ему. Многие уже ушли, а кто оставался, поняли: черная метка. Помните, в кинофильме «Остров сокровищ» пираты подбрасывали метку тому, кто нарушил их секреты и приговорен к смерти? Половчук цветы выбросил в мусорную корзину. Заметался, побежал к начальнику пожарной охраны, просил разрешить переночевать в театре. А тот ни в какую: «Не имею права вас оставлять. Строжайшая инструкция. Сейчас, как все артисты и персонал уйдут, опускаем железный занавес на сцене. Проверяем помещения – вплоть до закутков и туалетов. Включаем сигнализацию. Остается дежурная охрана. Театр наглухо закрываем. Никого из посторонних быть не должно».

– Выходит, после получения букета, Половчук боялся идти домой?

– Ну, конечно. Те, кто наблюдал этот случай, так и поняли. Я говорю Половчуку: «Толя, поехали ко мне. Я объясню жене ситуацию. Положим тебя на раскладушке». Он головой покачал и рукой махнул: «Еще вас, Федор Александрович, в эти дела ввязывать… Ладно, будь что будет. Пойду домой». Ребята ему советуют: «Беги в милицию. Объясни: угрожают жизни». Половчук засмеялся: «Если я милиции все объясню, меня оттуда уже не выпустят». «Ну и пусть, – убеждаю я, – лучше сидеть в обезьяннике, чем ждать бандитского нападения». Не послушался. Так и разошлись.

– А причем грек с латвийским гражданством?

– Сейчас я заканчиваю. На другой день в театре был выходной. А когда через понедельник все пришли на репетицию, глядим: Половчука нет. Я к заведующему: надо дать знать в милицию. Он же, как всякий маленький начальник, беспокойства не любит и решения принимать боится, если инициатива снизу. «Да что ты баламутишь! – выговаривает мне заведующий. – Наверно, ничего особенного не случилось. Только шум в театре поднимать… Зачем нам такая огласка? А Половчук, скорее всего, попросту заболел». Одним словом, тянул неделю. Потом заявление в милицию все-таки сделали. Милиционеры пришли на Новый Арбат по указанному адресу. Квартиру Половчука вскрыли. А он лежит без признаков жизни и, к тому же расчлененный на куски. Вот такое патологическое зверство!

– Объясните, – терпеливо остановил его снова капитан, – почему вы считаете, что в убийстве Половчука виновен этот… его покровитель?

– Как – почему! Слухи до нас дошли, что милиция сразу стала Парамиди искать. А он исчез, разумеется. Не нашли. Но интересно: через некоторое время дружок Половчука, танцовщик Синцов, погибает в дорожной катастрофе. Ехал на дачу в своем «пежо», и на него налетел грузовик со стройматериалами.

– Совпадение? Или вы думаете…

– Кто знает! Но вот сегодня я решил проведать тетушку. Ей уже семьдесят пять, я иногда ее навещаю. Приехал, помог по хозяйству, починил кран, электрочайник. Я это всё умею. Чаю попили, потом распрощались. Я направился через дворы к автобусу… так ближе. И совершенно неожиданно из элитного дома выходит тот самый половчуковский покровитель и садится в «мерседес»…