Тот, кто виновен - Себастьян Фитцек

– Ты не знаешь, – озадаченно сказал Космо, – ты просто не знаешь.

Нет. Я не знал. И дал понять это своему брату категоричным резким ответом:

– Слушай, мне сейчас начхать на мой успех автора-однодневки. Как будет начхать и на все в моей жизни, если я не верну Йолу. Но, чтобы ты наконец заткнулся: нет, я не знаю, что так понравилось людям в моей первой книге. И уже не хочу этого знать, понимаешь?

Рядом со мной снова зашуршало: видимо, Космо кивнул.

– Именно в этом прелесть «Школы крови», – сказал он. – Книгу писал не ты, а твое подсознание. Ты просто осмыслял так всю свою боль.

О Господи.

– Ради бога, это сейчас обязательно? – вздохнув, спросил я. Видимо, да.

– Сверхъестественный ужас всего лишь обрамление. По сути, ты писал об отце, который терроризирует свою семью.

– Да, после того как он посмотрел в зеркало дьявола, – сказал я в надежде доказать бессмысленность его тезиса.

Но Космо и не собирался униматься.

– Причина насилия ведь не важна. В случае с нашим отцом мы ее тоже не знали. И ты ее выдумал.

– Да, точно так же, как я выдумал те школьные занятия.

– Ты уверен?

– Конечно. – Я чуть было не рассмеялся.

В самой важной части романа, определившей его название, отец главного героя устраивает в маленькой деревянной хижине школьную комнату и проводит для обоих своих сыновей-подростков особый вид занятий. Он открывает «школу крови», где его дети должны научиться тому, чего не преподают в обычной школе: охотиться, читать следы, убивать.

– Все это фикция, выдумка. Пожалуйста, не пытайся, как все эти критики, разглядеть в каждом предложении скрытый намек на биографию автора.

– То есть ты считаешь, что «школы крови» не было? – спросил Космо.

– Была, но только у меня в голове.

Космо прищелкнул языком.

– Ты не помнишь тот поход с одним отцом, без мамы?

– Нет, о чем ты говоришь? – спросил я со странным чувством. Как если ты сидишь в такси на пути в аэропорт и вдруг не уверен, выключил ли плиту.

– А что с островом? – Космо продолжил свою вереницу вопросов.

– Каким островом?

Неожиданно в нос мне ударил запах дизеля, наш автофургон накренился на повороте, но это раскачивался уже не наш автомобиль, а лодка, в которой я сидел, и дизель приводил в движение не машину, а лодочный подвесной мотор. Воспоминание, захлестнувшее меня, было выцветшим, как старая пожелтевшая фотография с эффектом сепии. Не успел я запечатлеть его, как воспоминание стерлось из моего сознания – причиной этому послужило также то, что наш автофургон резко остановился, задние двери со скрипом открылись, и со словами «Сейчас вы, гады, попляшете» Спук освободил нас от оков.

ФРИДА

– Вы говорите, речь идет о похищении ребенка?

– Да, именно. Отца зовут Макс, точнее, Максимилиан Роде, дочь – Йола. Она патронажный ребенок, поэтому я не знаю, какая у нее фамилия, но, если введете в своей системе приемного отца, у вас наверняка сработает сигнал тревоги.

– Хм.

Дама из службы спасения – с нейтральным голосом, как в автомобильном навигаторе – действительно что-то печатала на компьютере, потом сказала:

– И у вас есть информация по этому случаю?

– Я только что разговаривала с дочерью. Она жива, но серьезно ранена. Есть один погибший.

Фрида закатила глаза. Все это она уже объясняла этой кулеме. Вообще-то хотелось бы рассчитывать на то, что люди, отвечающие по телефону 110, соображают быстрее.

– А вы сейчас находитесь…

– Перед «Макдоналдсом» на Скалицерштрассе, да.

Она посмотрела через дорогу на парковку перед храмом фаст-фуда, где припарковала свою машину рядом с мусорным баком.

– Мне приехать к вам?

– Нет, нет. – Женщина на другом конце снова принялась печатать. – Я направлю к вам патрульную машину. Пожалуйста, до ее приезда оставайтесь рядом с вашим автомобилем и ни к чему там не прикасайтесь. Сейчас это место преступления.

Фрида подумала о ручной гранате на заднем сиденье, вообще-то ее устраивало, что не нужно будет ехать с этой штукой до ближайшего участка. Что, если это все-таки не муляж? Она не особо доверяла словам этого придурочного Космо.

– Сколько времени это займет? – спросила она.

– Пять минут, самое большее десять.

Фрида поблагодарила и повесила потертую пластиковую трубку таксофона на вилку. Сомневаясь в правильности только что совершенного поступка, она ждала подходящего момента, чтобы перейти через дорогу.

Макс постоянно говорил, что ему нельзя вовлекать полицию, но распространяется ли этот запрет и на нее тоже? Да и какая у нее сейчас есть альтернатива, когда связь с отцом Йолы резко прервалась посередине разговора, а ее собственный сотовый твердил «вызываемый абонент временно недоступен». К тому же у нее на карте больше нет двадцати центов (рекламный подарок ее курьерской фирмы), так что было логично набрать бесплатный номер ПО. Или как? Йола тоже больше не связывалась с ней через наушник.

Черт, наушник! Лучше вернуться к машине, где она его оставила.

Выехавший с парковки «опель» помешал Фриде пересечь шоссе даже до разделительной полосы. Вторым шансом она не воспользовалась, потому что за спиной у нее раздался сигнал электронного гудка. Ступив уже одной ногой на проезжую часть, Фрида замерла, обернулась и посмотрела на серый карточный таксофон.

Он звонил. Громко и настойчиво.

Фрида опасливо огляделась, но, кроме нее, рядом не было ни одного пешехода, никого, кто мог ожидать звонка.

Наверное, обратный звонок из полиции, у них какой-нибудь вопрос, – подумала она. Вполне возможно. Та дамочка не очень хорошо соображала.

С этой мыслью Фрида подошла к аппарату и подняла трубку.

– Ну что еще?

Измененный голос на другом конце, словно бритвой, резанул по барабанным перепонкам.

– Слушайте меня внимательно, Фрида. У вас осталось всего шестьдесят секунд, даже меньше.

– Кто это?

– Единственный, кто еще может вам помочь.

– Вы издеваетесь надо мной? Я только что позвонила в полицию…

– Нет, не позвонили. Мужчины, которые похитили Йолу, вычислили вас по наушнику и перевели ваш звонок. Видите зеленый пикап с затонированными стеклами?

Фрида посмотрела вниз по Скалицерштрассе в направлении зоопарка. Потом в другую сторону.

– Нет, то есть… – Она прищурилась. Возможно, там вдали действительно подъезжало что-то зеленое. – А что, если да?