Площадь Магнолий - Маргарет Пембертон

— Анну подвергли насильственному медицинскому эксперименту, как и многих других заключенных — женщин и детей неарийского происхождения, — произнес он, обняв собеседницу за плечи. — Одному Богу известно, какие тайны генетики пытались раскрыть эти монстры, но после этих опытов Анна уже никогда не будет ни выглядеть, ни вести себя как женщина.

— Боже правый! — смертельно побледнев, прошептала Рут. — Бедняжка! Что же с ней будет? Сможет ли она жить нормально, как все люди? Будет ли ей хорошо в Англии?

— Да, — уверенно ответил Боб. — И все жители площади Магнолий позаботятся об этом.

Но три часа назад, впервые увидев Анну воочию, он усомнился, не был ли его прогноз относительно этой польки чересчур оптимистичным. У викария возникло серьезное опасение, что она не сможет жить вне специального учреждения. Он знал, что ей под сорок, и представлял ее себе хрупкой и ранимой. Анна же оказалась высокой и крупной женщиной, походившей скорее на мужчину. По всей видимости, и раньше, до того как она подверглась медицинским экспериментам, она была такой же. Волосы у нее на голове торчали отдельными пучками, зубы были гнилые и редкие, а многих вообще недоставало. На подбородке и щеках виднелась щетина. Платье, явно с чужого плеча, было тесное, короткое и вылинявшее. Наряд Анны завершали тяжелые стоптанные ботинки на шнурках, надетые на босу ногу.

— Здравствуйте, — сказал по-английски викарий — из личного дела польки он узнал, что до войны она изучала английский язык в Краковском университете. — Меня зовут Боб Джайлс, я отвезу вас домой.

Это было кошмарное путешествие. Анна не шла, а ковыляла, привлекая своим внешним видом и резкими движениями внимание прохожих. Ехавшие с ними в одном вагоне пассажиры метро перешептывались и хихикали. На перегоне от Чаринг-Кросс до Льюишема какие-то юнцы, не постеснявшись викария, начали оскорблять Анну вслух. На главной улице подросток бросил в нее помидор, а компания юных хулиганов сопровождала их, смеясь и выкрикивая обидные словечки, до самой Магнолия-Хилл. Не лучше обстояли дела и на площади.

Лия Зингер, мывшая ступеньки крыльца, бросила свое занятие, едва завидев приближавшуюся Анну. Она подхватила ведро и швабру и шмыгнула в прихожую прежде, чем Джайлс успел представить ей свою спутницу.

Билли Ломакс, которому следовало находиться в школе, производил ревизию своего арсенала. Углядев странную пару, он во все горло закричал:

— Привет, викарий! Что это с вами за чучело? В каком сумасшедшем доме вы ее подобрали?

Собака Чарли Робсона при виде Анны залилась яростным лаем и стала прыгать на ограду. Дорис Шарки, вытряхивающая на крыльце скатерть, выронила ее и раскрыла от удивления рот. Добравшись наконец до дома номер восемь, Боб Джайлс уже понял, что наладить жизнь его подопечной будет чрезвычайно трудно. Когда же она переступила порог дома, он получил еще один удар — от нее самой. Грубым гортанным голосом Анна воскликнула:

— Уходите! Я не люблю английских детей. И ненавижу английских собак. Уходите и оставьте меня в покое.

Напрасно Боб пытался убедить ее осмотреть вместе с ним дом. Тщетно он лепетал о своем намерении выпить с ней по чашечке крепкого бодрящего чая с дороги и обсудить предстоящие им дела. Анна упрямо твердила:

— Уходите!

И наконец, к полнейшему его разочарованию и огорчению, она грубо вытолкнула его из прихожей, так что викарий едва не упал на садовую дорожку, и захлопнула дверь.

Мало того, она заперлась изнутри на два засова.

Пока они с Кейт поднимались по широким ступенькам, он говорил:

— Боюсь, что мисс Радцынская заперлась, но, согласитесь, ее можно понять. Видите ли, Кейт, пока мы с ней добирались сюда из центра Лондона, произошло несколько неприятных происшествий. И теперь она чувствует себя не слишком уверенно и пытается как-то оградиться от опасности.

Они остановились на крыльце, и викарий добавил:

— Меня тревожат ее грубые манеры. Если Анна с самого начала восстановит против себя соседей, ей будет нелегко здесь прижиться.

Кейт отлично понимала, что это еще мягко сказано. Люди сочтут ее ненормальной и в лучшем случае начнут ее сторониться. И тогда ей будет здесь еще более одиноко, чем в лагере для перемещенных лиц.

Викарий опасливо постучал в дверь и в ответ услышал:

— Убирайтесь! Дайте мне побыть одной!

— Со мной тут одна молодая дама, — громко сказал Боб. — Ее зовут Кейт. Она живет с вами по соседству и хотела бы вас поприветствовать.

Раздались какое-то бормотание, вероятно по-польски, и грохот какого-то тяжелого предмета, запущенного в дверь. Джайлс поправил воротничок и сделал глубокий вдох. Зря он не взял с собой Рут или Кейт на первую встречу с Анной, возможно, это как-то расположило бы ее. Но теперь…

— Мисс Радцынская! — проникновенно произнесла Кейт. — Я живу через два дома от вас. Не хотите ли выпить у меня чаю? Правда, со мной живет собака, но она очень дружелюбная и вас не обидит.

Из-за двери не раздалось ни звука. Боб Джайлс затаил дыхание: Кейт Эммерсон была его последней надеждой завоевать доверие Анны.

— Я собираюсь испечь пирог с патокой, — бодро продолжала Кейт. — Могу вас угостить или испечь для вас отдельный пирожок. Я знаю, что посуды у вас достаточно, как и съестных припасов на первое время, но ведь вам будет приятно полакомиться домашней снедью, правда?

И вновь тишина.

Сидевшая в кресле на своем крыльце Нелли Миллер, наблюдавшая сцену прибытия Анны, встала и вперевалку направилась к дому Коллинзов, не сводя глаз с дома номер восемь.

Викарий слегка оттянул пальцем свой римский воротничок, нервно повел головой и тяжело вздохнул. Он понимал, что спустя несколько минут Нелли поделится своими новостями с Хетти, и та немедленно примчится сюда, чтобы не пропустить редкостное зрелище.

— Мисс Радцынская! — вкрадчиво повторила Кейт. — Мистер Джайлс рассказывал, что вы родом из Польши. Во время войны неподалеку от нас, возле аэродрома, квартировали молодые польские летчики. Все они были очень симпатичные и храбрые ребята, они нравились местным девушкам.

Боб Джайлс едва не разразился истерическим хохотом. Местные женщины действительно оценили по достоинству симпатичных польских пилотов. Поговаривали, что с одним из них гуляла Мейвис, а у красотки Эйлин Дандас из поселка Дартмут-Хилл родился милый мальчуган с высокими славянскими скулами и светленькими волосиками.

— Проваливайте, говорю я вам! — с сильным акцентом зарычала Анна. — Терпеть не могу ни собак, ни детей, ни мужчин!

Кейт выразительно взглянула на Боба. Хетти и Нелли уже вышли от Коллинзов и, сгорая от любопытства, наблюдали за происходящим. У калитки палисадника Робсонов стояла Лия, уже наверняка сообщившая Чарли о прибытии Анны. Возле церкви Святого Марка, в тени развесистой магнолии, собралась толпа зевак, тех, которые преследовали викария и Анну от самого Льюишема.