Каникулы вне закона - Валериан Скворцов

— Почему эти три города?

— Отвечу банально: вопросы с этой минуты и в последующем задаю только я. Понял, дерьмо наемное?

Подполковник запомнил, что я с ним не помирился. И дал мне второй шанс на будущее. Удар под вздох, который я получил, традиционно щадящий, конечно, не по ломанным ребрам, вырубил меня на четверть часа. Когда я очнулся под мягкими пощечинами Ляззат на полу лавки, стрелки моих швейцарских «Раймон Вэйл» показывали почти четыре пополудни, а подполковник почтил нас своей кампанией в «Евразии» после трех с лишним…

— Как ты? — спросила Ляззат. — До машины дотянешь?

— Кровь белого пролита, — сказал я. — И во второй раз, обрати внимание.

На улице я сплюнул. Нет, крови не было. Было унижение.

Все возвращается на круги своя. Снова самец макаки в пропотевшем френче, с упирающимся в подмышку револьвером в брезентовой кобуре преграждает дорогу к трапу на шанхайском пирсе. Снова кланяется папа, получивший от него пощечину, а мама, заискивающе улыбаясь, сует комок юаней в нагрудный карман вонючего мундира. Снова смотрит на все это тогдашний Бэзил, но теперь вместе с ним ещё и Колюня…

— Обиды и месть не для людей нашей профессией, — сказала Ляззат. — Я верно тебя цитирую? Забудем. Бывает…

1

Низкий вялый закат просвечивал на стрежне промерзлого Ишима ледяную статую американской Свободы, отчего она казалась пропитанной жидковатой сукровицей. А воздетый факел горел почти по настоящему.

Под эркером пентхауза высотного дома на главной набережной Астаны изваяния из нарезанных кусков замерзшей реки стояли толпами. Справа и слева, пока видел глаз. Слоны, жирафы, верблюды, два Чингисхана, китайского вида вельможа в тюбетейке с помпоном, роденовский Мыслитель, всадник с копьем и всадник с луком, голова Леонардо, барельеф банкноты в двести тенге с профилем местного мыслителя Аль-Фараби, Дядька Черномор и подобие шотландской резиденции британских королей Балморал. Много всяких и разных…

— Впечатляет? — спросила мадам Жибекова.

Я поежился. Стылый пенал из кирпича и дерева пронизывали свирепые сквозняки. Мадам называла это возможностью освежиться. Она, ловко и эластично перебирая коротковатыми ногами, оттанцевала меня, если так можно сказать, из салона с гостями в эркер, похожий на огромный балкон, и легонько подтолкнула к окну — якобы полюбоваться с девятого этажа выставкой ледяной скульптуры. Мадам готовила меня к чему-то?

Замерзая окончательно, я узнал, что проект дома, в котором она живет, копировался с московского известного «дома для Потаниных» на улице Вересаева. Что цена квадратного метра в апартаментах на 350 «квадратов» поднимается до 5 тысяч долларов. Что её мужу, «замечательному казаху и полковнику» Жибекову, обеспечили пятьсот со свободной планировкой и в два уровня. А уж инфраструктура дома, который в городе окрестили «Титаником» за внешнее сходство с киношным лайнером, и вовсе уникальная — может, второй такой в Москве. Подземные гаражи, несколько саун и тренажерных залов по этажам, два бассейна, ресторан, бар, бильярдная, кафетерий и солярий, служба горничных, детский сад, косметический салон, зимний сад, а также освещенная и охраняемая лыжня. На лыжню пришлось посмотреть, высунувшись с риском смертельной простуды, в открытую застекленную створку.

— Видите цементный козырек у поворота лыжни? — сказала она. — Под ним выход с пожарной черной лестницы… Лифта нет, надо идти пешком… Единственное неудобство в доме.

Я погибал, в то время как мадам Жибекова непоколебимо переносила тяготы казахстанской зимы в легком шелковом платье с декольте. Ради чего?

— Вы ведь иностранец? — наконец, спросила она.

Лгать не приходилось. И она, русская, будет теперь чужой в России. Но её интересовала Франция. Не согласился бы я переговорить про неё с Олегом? Олегом? Ну, да, по поводу Франции… Через минуту я выбивал бы дробь зубами, а поэтому, чтобы не потерять лицо, немедленно согласился на разговоры «по поводу Франции», лишь бы вернуться в тепло прокуренного салона. Курили гости нещадно.

Изысканное общество олигархов отмечало юбилей полковника Жибекова под музыкальное сопровождение с компакт-дисков, воспроизводивших сладенькие блюзы и танго пятидесятых. Олег переминался под петтерсоновское «Вот и все, что мне нужно» с повисшей на его бычьей шее Ляззат, стараясь не особенно дымить в её прическу трубкой фирмы «Шаком». Естетственно, обтянутой кожей. Пара смотрелась роскошно, и я подумал, что начинаю понимать Ивана Ивановича Олигархова, пристроившего жене золотую решетку под юбкой.

Олега я узнал. Он меня, конечно, нет, не хватило времени запомнить, когда вслед за плохо нацеленным кулаком вылетал из лифта в гостинице «Турист» с бутылкой шампанского. Детина не походил на сестру, достававшей головой до второй пуговицы на его пиджаке. Да и мне пришлось задирать подбородок, словно улану в гвардейском строю, когда мадам Жибекова нас знакомила.

— Я директор Булаевского элеватора, — сказал Олег, сдавив мне ладонь, словно в пыточной. — Это на севере тут… Недалеко от России.

— И во имя вольной хлебной торговли требуете экстерриториальный коридор через праматерь славянскую к Ледовитому океану и далее во Францию?

Олег вытащил из зубов трубку, округлил рот, подержал его открытым несколько секунд, громадное нутро колыхнулось, прошло ещё какое-то время, и музыку перекрыл раскатистый хохоток.

— Ну, блин, мать-перемать, — сказал, утихнув, обладатель трубки фирмы «Шаком». — Ну, блин и блин, твою мать… Во дает! А что, нельзя?

Он подмигнул мне. Я ему нравился на этот раз.

Ляззат уже повисла на интеллигентном холеном казахе в золотых очках и лакированных темно-зеленых штиблетах. Остальное между оправой и обувкой было смокингом. Казах сунул короткий нос в её волосы.

— Дочь мою, — сказал Олег, — исключили из университета. Нагрубила ректору, пропускает занятия, плохо учится… Ну, и мальчики всякие…

— Семья должна направлять поведение дочери, — изрек я.

— Семья! Ее мать укандюрила, блин, с кавказским хахалиной… такой, ну Автандил Засадилов, блин… то ли во Владик, то ли в Говнококшайск, я знаю? Я вторую ходку тогда делал, что я мог? Милка, блин, блудлива в нее. Позавчера застукал с её же преподавателем. Сняла втихую люкс в «Туристе», плещется с ним в ванной, зачет, говорит, сдаю, хамски лыбится… А? Каково, блин, отцу, а? Да ещё на мое имя взяла номер, документы и деньги прихватила, а? Блин… Ее мать тоже мои документы и бабки прихватила, а там из общака было… Ладно бы в тихую. Позорит при всех… Гаденыш, конечно, в отхил, я его не запомнил, но потом отловил — по-моему, его, а может, и нет… Ну, этот тип ускакал на лифте. Правильно, блин, в целом-то… Мне репутацию спас.

В первый раз кто-то в этой стране одобрил мой поступок.

— И чем могу помочь? — спросил я.

— Хочу её во Францию отправить, учиться… Помоги, я поквитаюсь… Но это второе. Первое, это дельце для тебя…