Жена авиатора - Мелани Бенджамин

Дальше от берега, в другой маленькой хижине, рабочий мастерит длинный узкий гроб для останков Чарльза.

Глубоко в джунглях, примерно в миле от океана, двое других мужчин роют могилу. Она располагается на участке, где вполне достаточно место для двух гробов; Чарльз уже информировал меня, куда мне придется лечь, когда придет мое время. Далеко-далеко от остального мира, имея только его в качестве компаньона; то самое, о чем я когда-то мечтала и из-за чего покинула своего ребенка сорок три года назад.

Скотт уехал после последнего умиротворяющего разговора с отцом; его жена и ребенок находятся во Франции, он уже давно их не видел. Джон тоже должен вернуться в Сиэтл к своей семье. Лэнд остается, он то входит в дом, то выходит, предлагая сменить меня. Но я отказываюсь, весьма раздраженно. Я хочу, чтобы он оставил меня сейчас. Я должна поговорить с Чарльзом, а время уходит с пугающей скоростью. С каждым хриплым вздохом Чарльз теряет частицу жизни.

Наконец я велю Лэнду сходить на место могилы и убедиться, что там все идет нормально. Я жду, наблюдаю, и наконец Чарльз хрипит, кашляет и просыпается с мучительными судорогами, моргая, как будто удивлен, что все еще жив.

– Который час? – По привычке он пытается поднять левую руку, чтобы взглянуть на запястье, которое стало слишком слабым и тонким для часов.

– Два часа пополудни.

Я протягиваю ему стакан с водой. Он не может держать его самостоятельно, поэтому я пою его сама. Мне хочется заплакать, больно видеть его таким беспомощным, таким слабым.

Но потом я вспоминаю о письмах, лежащих в моей сумочке. Я ставлю стакан на маленький столик из тикового дерева и возвращаюсь, становясь прямо перед кроватью, чтобы он мог меня видеть.

У меня нет времени на повторный разговор; я начинаю его прямо сейчас, прежде чем он снова заснет.

– Сиделка дала мне твои письма, – говорю я.

Он устал и болен, и его глаза сейчас скорее серого цвета, чем голубого, они почти молочные.

– Какие письма? – спрашивает он.

И я понимаю, что он действительно не помнит.

– Твои письма, – отвечаю я с терпением учителя, помогая ему вспомнить, потому что мне позарез нужно, чтобы он вспомнил и возникло то состояние полной откровенности между нами, которое мне было так необходимо, – все три письма. К тем женщинам.

– О. – Он моргает, как будто старается сфокусировать свой взгляд. Потом поворачивается, чтобы взглянуть на катящиеся и разбивающиеся о берег волны за окном.

– Письма к твоим любовницам – думаю, я могу их так называть? Твоим содержанкам? – Я делаю нервный вздох; я репетировала это ровно сорок восемь часов, даже во сне. Я не стану запинаться, плакать и кричать; сегодня я уже делала эти вещи, бродя по берегу перед рассветом, и лишь глухой прибой был сильнее моей ярости. – К тем женщинам, которых ты скрывал все эти годы.

– Я ничего не скрывал от тебя. Я все рассказал.

– Мне нужно знать почему. Мне нужно знать как – как ты смог так поступить со мной? С твоими детьми в особенности? Как ты мог нас так ранить?

Я чувствую, как слезы ярости жгут меня.

Я отворачиваюсь и не могу видеть его лицо, когда он шепчет:

– Я никогда не хотел причинить тебе боль, Энн. Разве я это сделал?

– Да, сделал! – Я поворачиваюсь к нему, готовая продолжать, но он прерывает меня:

– Нет. Не сейчас, а тогда. Еще тогда, в тридцать втором. Ребенок.

Удар, как всегда, прямо в сердце, но не такой разрушительный, как раньше. Время, как все говорили мне тогда, смягчает боль.

– Ты? Что ты имеешь в виду, говоря, что ты нанес мне удар? Чарльз, разве ты не помнишь – они нашли человека, который…

– Нет. Это был я. Это всегда был я.

Напрягшись каждым мускулом под натиском воспоминаний, я жду. Это конец? Это все?

Но он начинает хрипло дышать, потом дыхание становится ровнее. И я понимаю, что он опять погрузился в сон.

Март 1932-го

– Бетти, как ты думаешь, стоит его купать сегодня?

– Не знаю. Он все еще шмыгает носом, миссис Линдберг. Думаю, нет.

– Ты, как всегда, права, Бетти.

Я улыбнулась ей, она просияла и на мгновение стала похожа на молоденькую девчонку. Хорошенькая рыжеволосая улыбчивая Бетти Гоу обладала таким авторитетом в детской, что я остро ощущала разницу в нашем возрасте. Мне было всего двадцать пять, а ей уже двадцать девять. Поэтому я всегда чувствовала, что наши роли должны поменяться, что ей следует быть матерью, а мне служанкой. Она знала гораздо больше, чем я.

– Я думаю, надо просто переодеть его, надеть новую ночную рубашку, – я вздрогнула от вопросительной интонации в моем голосе, – я буду внизу, надо проследить за приготовлением обеда для полковника. Я вернусь перед тем, как вы уложите его в кроватку. Надо было захватить для него больше одежды. Жду не дождусь, когда мы перевезем все вещи.

Я оглядела просторную детскую, заново покрашенную и оклеенную обоями – единственную комнату в нашем новом доме, которая была полностью меблирована. До сих пор мы приезжали сюда только на уик-энды без Бетти; нас было только трое, я играла роль матери семейства и сама заботилась о малыше, зная, что вряд ли успею принести так уж много вреда, потому что наступит понедельник, приедет Бетти и наведет порядок.

Но когда Чарли проснулся в прошлый понедельник, хлюпая носом и в лихорадочном состоянии, я решила остаться, пока ему не станет лучше. Сегодня – в среду утром, я позвонила в Некст Дей Хилл и попросила Бетти приехать, потому что сама не очень хорошо себя чувствовала. Ухаживать за больным ребенком оказалось более хлопотно, чем я предполагала, и я сильно переживала из-за своей неопытности. Короче говоря, я нуждалась в ее помощи, особенно с тех пор, как Чарльз, по обыкновению, утром уехал в город.

– Спасибо, что приехали, – снова сказала я Бетти, – надеюсь, у вас не было никаких планов на сегодняшний вечер?

– Мы с Редом собирались в кино, но я позвонила ему и сказала, что не смогу пойти, и ему пришлось смириться с этим.

И она весело подмигнула мне. Я мысленно позавидовала ей. Мы с Чарльзом были женаты уже почти три года, но я до сих пор не была в нем уверена.

С ребенком на руках, спокойная, собранная, Бетти не производила впечатления влюбленной женщины, и я горячо надеялась, что так оно и есть. Ее бойфренд, Ред Джонсон, был достаточно симпатичным. Но я так сильно рассчитывала на Бетти, что не хотела, чтобы она выходила замуж и покидала нас.

– И он разозлился? – Я ненавидела совать нос в чужие дела, но у нас с Бетти обычно было так мало общих тем для разговора, помимо ребенка.

– Ничего, переживет, – ответила она насмешливо, – он знает, что наш Чарли у меня на первом месте.