175 дней на счастье - Зина Кузнецова

class="p1">На следующий день директор вспомнил, что так и не проучил десятиклассников за прогул, забыл, и потому собрал всех после учебы на улице, вручил лопаты и велел очистить от снега дорогу и все ступеньки.

– Вот мое окно, – Сергей Никитич махнул рукой, – оно выходит на школьный двор. Я вас всех прекрасно вижу и иногда даже слышу. Жажду увидеть ваш упорный труд, который, надеюсь, поставит ваш разум и сознательность на две ноги.

– И сколько нам тут торчать? – недовольно спросил Сережа Воробьев, убирая руки в карманы и ежась.

– Как только двор засверкает, так сразу можете быть свободны.

Снега намело порядочно. Ребята, уже забыв про свой стыд перед директором за прогул, ворчали, искренне считая, что страдают незаконно и несправедливо. Кто-то даже начал гуглить, имеет ли право администрация школы заставлять учеников выполнять работу дворника. Но бездеятельное ворчание продлилось недолго. Наконец все сообразили, что чем быстрее начнут, тем скорее пойдут домой и что гораздо проще навести порядок на школьном дворе, чем доказывать Сергею Никитичу, что никаких подобных воспитательных прав с точки зрения законов РФ у него нет.

Отковыривая лопатой лед со ступеней, Леля то и дело бросала взгляды на Илью. Они не поссорились вчера открыто, но сегодня отчего-то не поздоровались утром в школе, и Леля избегала смотреть на него.

Когда работа была закончена, уже зажглись фонари.

Снежный комок просвистел рядом с Лелиным ухом и врезался в кого-то за ее спиной. Послышался девчачий визг.

– Иванов, дурак! Я не знаю, что сейчас с тобой сделаю!

Леля обернулась. Маша потерла ушибленное плечо, в которое прилетел снаряд, а потом бросилась к Феде с намерениями самыми воинствующими. По пути она подбежала к горе снега и стала лепить большой снежок:

– Ну все, Федя, ну все! – приговаривала она. – Надо было тебя сразу директору сдать!

А потом снова бросилась за Ивановым, который проворно убегал от нее по очищенной дорожке.

Леля улыбнулась и посмотрела на Илью. Ей вдруг пришла в голову идея, и, хотя она боялась, что он разозлится на нее, все же быстро присела, слепила снежный ком и бросила в Илью.

Он удивленно посмотрел на нее. Она улыбнулась, затаив дыхание: как отреагирует?

– Ну держись, – сказал он, отряхиваясь.

С громким смехом и визгом Леля бросилась в толпу одноклассников. Это стало словно сигналом для всех. Лопаты полетели на снег. Двор заполнился летающими туда-сюда снежками. У кого-то слетела шапка. Кто-то упал на сугроб делать снежного ангела. Скоро Леля стала мокрой. На волосы, шапку и варежки ей налип снег. Веселье прекратил директор, выйдя на шум. Оглядев очищенный двор, он велел всем расходиться.

Илья с Лелей вышли из школьных ворот и нерешительно замерли.

– Давай зайдем погреемся? – Илья кивнул на ту самую пекарню, где вся школа постоянно покупала выпечку.

Сейчас здесь было пусто. Купив по сладкому пирожку и чай, они сели за дальний столик.

– Я тебе разонравилась? – негромко спросила Леля.

– Почему?

– Из-за переписки Анны Романовны.

Илья не отвечал, только смотрел на нее, и тепло в его взгляде приободрило Лелю.

– Меня никогда не тянуло к таким девочкам, как ты, – сказал он вдруг негромко, – и поначалу меня искренне раздражала твоя манера грубить по любому поводу, твое ехидство, показная холодность и отстраненность… И когда я начал обращать на тебя внимание, я сначала себя одергивал, думал, ну на кой черт мне это нужно, это же не девчонка, а ходячая проблема, ты жил спокойно и живи дальше. А смотри-ка! Не хочу я без тебя.

Пекарня была обычной забегаловкой, на полу грязнели лужи снега, столов было только два – и те маленькие и неудобные. Не было вешалки, они так и сидели в верхней одежде, держали в руках пластиковые стаканчики. А Леля чувствовала, что этот тот самый редкий момент, которых в жизни бывает мало, но оттого они и являются незабываемой драгоценностью, которая позволяет назвать жизнь большим подарком. Что имеется в виду под правом на жизнь? Не быт, не одинаковые непримечательные дни от заката до рассвета. Нет! Подразумеваются именно эти моменты большого простого счастья. И пережить их имеет право действительно каждый.

Когда Леля в самом радостном расположении духа открыла дверь дома, она увидела одевающегося папу, Филю, сидящего рядом, и провожающую их тетю Таню.

– Хорошо, что ты пришла, – сказал папа, – хочу отвезти Филю к ветеринару. Ты мне тогда говорила, что он ничего не ест. Сегодня тоже почти не прикоснулся к еде. Не раздевайся, поможешь мне с ним управиться.

Леля кивнула и присела рядом с Филей, надевая на него красный, уже потрепанный ошейник – он носил его много лет. Заглянув в белые, ослепшие глаза собаки, Леля не выдержала и обняла его крепко.

В ветеринарной клинике было много посетителей. Некоторые кошки в переносках жалобно замурлыкали, увидев Филю. Их хозяева опасливо отодвинулись. Прием шел долго. Леля и Андрей Петрович просидели в ожидании своей очереди не меньше часа. Все это время Леля, чувствуя страх в трясущихся руках, гладила Филю, а тот доверчиво положил ей морду на колени.

Наконец их вызвали. Уставший молодой ветеринар выслушал их, спросил, сколько собаке лет, затем заглянул Филе в пасть, нахмурился, попросил медсестру позвать еще одного ветеринара. Пришел пожилой мужчина, задал те же самые вопросы и посмотрел Филе в пасть. Потом он спросил, как у Фили с сердцем. Андрей Петрович ответил, что они никогда сердце не проверяли, потому что не было необходимости. Филю отвели на исследование. Изучив результаты, пожилой ветеринар кивнул, потрепал Филю по макушке и серьезно сказал со вздохом:

– У него гниют зубы. Ему больно есть.

– Так, – сказал Андрей Петрович деловито, – как нам ему помочь? Может, вырвать гниющие зубы? Или еще как-то…

– Да, обычно делают операцию. Но у вас, видите, песик уже старый, сердце слабое, он просто не переживет наркоз.

Андрей Петрович замолчал, осознавая, что они угодили в печальный замкнутый круг.

– Как же быть? – подала голос Леля.

– Пищу давать очень мягкую. Прямо как пюре. Больше, к сожалению, ничего не поделать.

Только ждать смерти, поняла Леля.

Они всю дорогу назад молчали в машине и домой приехали хмурые. Тетя Таня, услышав о том, что сказал врач, стала ахать и охать. Леле, которая едва сдерживала слезы, было невыносимо терпеть эти яркие страдания. Она сняла с Фили ошейник и осторожно повела друга к себе в комнату, где долго его обнимала и целовала, пытаясь представить жизнь, в которой не будет Фили. Эта жизнь не представлялась, она казалась нереальной, невозможной. Но слепые глаза Фили