175 дней на счастье - Зина Кузнецова

десятиклассниками. – Предлагаю тогда предаться празднику и с чистой совестью устроить чаепитие с Машиными тортами. Пойдемте все в кабинет труда, там и чайник, и чашки есть…

Ребята дружно выходили из зала. Леля в нерешительности застыла. Илья, уже почти подошедший к выходу, обернулся и посмотрел на нее.

– Лель, идешь? – спросил он вроде бы у нее, но сам строго смотрел на всех оставшихся в зале.

Ребята молчали.

– Да, Лель, идешь? – сказала Сонечка вроде бы с вопросительной интонацией, но Леля чувствовала, что вопрос этот задан с намерением поддержать ее и защитить.

Все посмотрели на Машу. Она стояла к ним спиной, застегивая сумку.

– Ну почему бы и нет, – отозвалась наконец она, обернувшись, – торты большие, на всех хватит.

Маша и сама не могла бы точно объяснить, почему выбросила белый флаг. Вероятно, дело было в понимании, что от человека не всегда все зависит и, как бы ни хотелось улучшить положение, жизнь может складываться совсем иначе, как показали сокращение отца и неудачи Маши в поисках подработки. А раз так, раз иногда не складывается, как ни старайся, по каким-то совершенно непонятым причинам, значит, нет смысла винить Лелю и ее отца в бедах своей семьи. Может, Андрей Петрович и хотел бы, чтобы сокращений не было, но иногда обстоятельства сильнее.

А у Лели будто сняли с плеч рюкзак, набитый учебниками, – сразу наступило облегчение и даже счастье.

Уже сидя с одноклассниками в кабинете труда, соприкасаясь плечами с Ильей, Леля почувствовала, как завибрировал телефон.

Надя писала:

«Солнце, Сашка взломал! Ты обалдеешь. Мы ее уничтожим».

13

Небо беспросветно затянуло. Падал бешеный колючий снег, больно, будто тонкое лезвие, раня щеки. Леля вошла в кофейню и сразу увидела Надю.

– Мне уже не терпится тебе показать! – сказала она, обнимая Лелю.

Заказав кофе, они сели за дальний столик в углу, чтобы им никто не мешал. Надя достала телефон и протянула Леле.

– Смотри, это переписка с ее бывшим парнем. Читаешь, да? Страсти бешеные. Даже фотки есть, сама понимаешь какие. Если мы разошлем это всем из ее списка друзей, а потом еще и в школе повесим… Будет шедеврально! Шах и мат!

Леля задумчиво пролистала скрины, потом отложила Надин телефон и закрыла глаза: ей было неловко от того, насколько личные сообщения она прочитала.

– Ты считаешь, что это правильно? – спросила она.

– Конечно.

– Она ведь даже ничего напрямую нам не сделала.

– И что? Важно то, что после этого она, вероятнее всего, уедет из города, и, значит, закончатся ее отношения с твоим отцом. Разве тебе не этого хочется?

Леля подумала, что Надя наверняка очень разозлилась на Андрея Петровича, когда тот рассказал ее родителям о выпитом вине.

– Не понимаю, – продолжила Надя, – почему ты сомневаешься. Я же тебе не избить ее предлагаю в подворотне.

Леля молчала и смотрела в окно.

– Ладно, я тебе перекину все скрины, а ты уже сама думай.

Леля кивнула и хотела начать говорить о другом, но Надя обижалась на нее, поэтому отвечала сухо. Потеряв интерес друг к другу, они допили кофе и разошлись.

После Машиного дня рождения отношения Лели с одноклассниками заметно улучшились. Потепление это было настолько ощутимо, что Сергей Никитич мог с удовольствием наблюдать, как она стоит вместе с ними в коридоре и смеется, а не сидит вдалеке от всех, закрыв лицо волосами.

Декабрь наконец чихнул, как про себя назвала это Леля, и огромные хлопья снега валили, не переставая. В продуктовых магазинах стали появляться новогодние украшения, а на центральной улице уже приступили к установке огромной елки.

Пьеса отыгрывалась все лучше и лучше. Постепенно для каждого действия на сцене стали появляться необходимые декорации, Митя уже закончил с музыкальным сопровождением, заполняя в нужном месте зал приятными звуками. Директор все чаще молчал во время репетиций, не давая уже никаких указаний, просто наблюдая за игрой ребят.

Дома у Лели с папой тоже наступило перемирие. Андрей Петрович наконец перестал злиться на нее из-за того, что они с Надей пили. Леля заметила, что папа вообще последнее время редко хмурился и чаще улыбался. Вероятно, думала она, причина для этого вполне естественная. С лица Анны Романовны тоже не сходила улыбка, и она не теряла мечтательного вида. Не было и сокращений. Похоже, Андрею Петровичу удалось стабилизировать производство.

Звонила мама. У нее наконец появилось несколько свободных недель, и она обещает приехать повидаться с Лелей. Леля в волнении зашла к папе в кабинет:

– Мама хочет приехать! – сказала она.

Он кивнул, не отрываясь от бумаг.

– Я очень рада, пап. Приготовим ей гостевую комнату, да?

– Она сказала, что будет жить у нас? – отец поднял брови, но от бумаг не отвлекся.

– Вообще-то мы не обсуждали это, она просто упомянула, что хочет приехать и…

– Все гостиницы в ее распоряжении.

Леля сверлила папу взглядом до тех пор, пока он не посмотрел на нее.

– Мы теперь чужие люди, – сказал он, – от этого дома она сама отказалась.

– Вы не чужие, у вас все еще есть я.

– Кто спорит. Но родительство не требует проживания на одной жилплощади.

– А стоило бы. Может, тогда у вас появились бы успехи в этой сфере.

Леля хлопнула дверью кабинета, закрылась в своей комнате и позвонила маме. Захотелось услышать ее голос.

– Да, дочка?

– А где ты будешь жить – волнуясь, спросила Леля, – когда приедешь.

И стала ждать ответа.

– Честно говоря, – раздался беззаботный мамин голос, – я и не думала. Не знаю. Вряд ли твоему папе захочется меня видеть в доме.

– У него тут новая женщина, так он никакую другую в принципе видеть не хочет.

Лелю оглушило молчание в телефоне.

– Мам? Ты тут?

– У него кто-то появился, Лелька? Ты не врешь?

– Моя учительница английского. Я сама видела.

– Понятно, – коротко и быстро отозвалась мама. – Лельчик, ты прости, я… Я сейчас в ресторане с коллегами. Мы… в ресторане, да. Я тебе потом позвоню.

– Я хотела просто еще узнать, когда примерно ты… – В трубке раздались гудки, – приедешь.

Леля отбросила телефон, встала с кровати, подошла к своей сумке, покопалась там и привычным жестом положила в рот две таблетки обезболивающего.

Снова начала болеть голова.

Утром, открыв налившиеся будто от тяжести глаза, Леля поняла, что мигрени ей в этот раз не избежать. Боль еще была едва ощутимая, но Леля знала, что робость ее нарочитая, скоро она поймет свою власть и уложит Лелю в постель на несколько дней. Леля подумала было отлежаться, но вспомнила, что сегодня репетируется много сцен, в которых она задействована. Если выпить