Чудовища и красавицы. Опасные сказки - Соман Чайнани

– Не кажется, – возражает русалочка. – Я знаю, что он хороший человек, и…

– Ты знаешь только то, что видишь. Или желаешь видеть. А чтобы по-настоящему узнать человека, с ним говорить нужно. Долго говорить, обо всём. Задать ему вопросы, которые в своё время я должна была задать твоему отцу, да не задала. Будешь ли ты верен мне? Будешь ли любить меня такой, какая я есть? Будешь ли ты считать меня равной себе? Ответов на эти вопросы ты не знаешь… Впрочем, тебе, возможно, всё равно…

– Любовь чувствуешь сердцем, – пылко восклицает русалочка.

– И этого достаточно, чтобы ни в чём не сомневаться? Во всём быть уверенной?

– Но… если задавать слишком много вопросов… – хмурится девушка.

– И что тогда? Увидишь вдруг перед собой свинью вместо принца? Дьявола вместо морского короля? Ах-ах, неприятность какая! Просто кошмар!

– Я… э… но я не такая, как вы… и мой отец… – запинаясь, возражает ей русалочка. – Мой принц… он совсем другой…

– Конечно, моя дорогая, конечно. Между твоим принцем и Дрогоном определённо есть разница, – легко соглашается ведьма. – Ведь ты, в отличие от меня, готова отдать свою вечную душу и изуродовать своё тело ради человека, хотя не знаешь даже его имени. Я хотя бы это знала.

Наступает тишина. Глубокая, словно бездонное синее море.

– Ну ладно, – прерывает затянувшееся молчание ведьма. – Хватит болтать. Итак, тебе нужны ноги. Как у человека. Давай обсудим цену.

Но русалочка не спешит отвечать, она уже делает шаг назад, на выход из пещеры.

Дьявол не хочет, чтобы вы знали его имя.

В этом его сила. Ведь пока ты не знаешь его имени, он для тебя остаётся погружённой в призрачный туман неясной тенью без лица, бушующим морем, готовым в любой момент поглотить тебя, где бы ты ни был. Но стоит узнать его имя, и дьявол перестаёт быть загадкой, перестаёт даже вообще дьяволом быть, но всего лишь душой, принадлежащей тому, кто дал ему это имя. Потому что давший имя всегда сильнее того, кому это имя дано. Нет-нет, нельзя нам знать имени дьявола, иначе у него появится своя жизнь, своя история, а у любой истории, как известно, есть не только начало. У неё всегда ещё и конец есть, вот в чём ужас. Нет, не для нас с вами ужас, а для дьявола. Имеющего имя и историю своей жизни можно приравнять к обычному человеку, а значит, и сам ад перестаёт таить в себе угрозу, если в нём работают такие вот… простолюдины.

При этом дьявол очень любит риск – пусть даже самый что ни на есть минимальный, – а потому часто и с огромным удовольствием играет в свою возможную гибель. Условия его игры просты, очень просты. Дьявол подлавливает слабых, жадных или провинившихся в чём-то людей в самые худшие моменты их жизни и предлагает «сыграть на имя». Угадаешь правильно имя дьявола – и будешь вечно жить припеваючи. Не угадаешь – извини, добро пожаловать в ад, чтобы гореть там в вечном огне. Разумеется, жертвы дьявола всегда терпят неудачу, а он ликует, он даже гордится собой – а как же, он ведь дал несчастному шанс одолеть себя! Ну, разве он не благороднейший из благородных? И хохочет дьявол, и подмигивает самому себе, и пританцовывает.

А затем начинает новую жертву искать, а уж этого добра, этих душ пропащих на свете пруд пруди. Вот и сегодня склонился дьявол над своей пахнущей серой рекой по названию Стикс и всматривается в бурлящие в ней пузыри. И каждый пузырь показывает ему душу, готовую к тому, чтобы её вырвали из земного бытия и времени и унесли в адское небытие и безвременье, к вечным страданиям. Сюда, до реки, доносится эхо многомиллионного хора голосов – это кричат, вопят, молят о помощи те, кто уже горит в адском пламени. Ну что ж, пора, пора пополнить их ряды, не так ли? И дьявол поёт, упиваясь своей силой и властью.

О, поглядите-ка, да они все трое в одном пузыре! Надменная девчонка, её папаша-хвастун и король с косящими от жадности глазами. Вот это удача! Не двух, а целых трёх зайцев одним выстрелом убить – это ли не высший класс? Дьявол приплясывает от нетерпения, берёт пузырь с тремя душами в свои длинные кривые когти и, словно морскую раковину, подносит его к уху, чтобы послушать, о чём разговаривают они между собой.

– Я слышал, ты всем рассказываешь о том, что твоя дочь – самая первая красавица во всей стране, поэтому захотел увидеть её сам, своими глазами, – говорит король, обращаясь к отцу девушки.

– А кто скажет, что это не так? – ухмыляется в ответ отец, обнимая свою дочь. – Матильда. Моя прекрасная маленькая Матильда.

– Она действительно хороша, – соглашается сидящий на золотом троне король, поправляя свою мантию. – Я, пожалуй, даже себе в жёны взял бы её, не будь она всего лишь дочерью какого-то мельника. Нам, королям, жениться на простолюдинках как-то не того, знаете ли. Не комильфо. Женщина, которую я возьму в жёны, должна быть аристократкой до седьмого… нет, лучше до десятого колена. Как принцесса Габсбург-Лотарингская, например, или вдова фон Дю. Да, они не такие красивые, как твоя дочь, не спорю, но порода… происхождение! И приданое, прошу заметить. Приданое. Красота, конечно, вещь хорошая, но скоропортящаяся, а золото вечно, между прочим. И бриллианты тоже. Хотя, я думаю, было бы неплохо держать твою девчонку где-нибудь неподалёку от моего замка. Наверное… э… она могла бы стать хорошей женой для моего племянника Годафрида.

– Считайте, что дело сделано, ваше величество, – поспешно отвечает отец. – Выдать дочь за придворного вельможу, да ещё и вашего родственника, будет величайшей честью для…

– Могу я вначале увидеть этого вашего Готт… Мотт… Фирда… – перебивает его Матильда.

Король окидывает взглядом золотоволосую девушку с яркими зелёными глазами и мило вздёрнутым носиком.

– Считаешь, что племянник короля может оказаться недостаточно хорош для тебя? – спрашивает он.