Чудовища и красавицы. Опасные сказки - Соман Чайнани

– Золушка… – начинает Магдалена.

– Сиди там и молчи, – сердито обрывает её Золушка и снова засовывает Магдалену глубже в карман.

– Прости… – виновато произносит Магдалена.

– Значит, всё это время ты оставалась настоящей возлюбленной принца Данте, только засунутой с помощью магии в тельце мыши, да? – кипит Золушка. – Почему же ты мне ничего не сказала? Как ты могла?

– Я не думала, что ты сможешь мне поверить, – плаксиво признаётся Магдалена. – И потом ты казалась такой счастливой, когда пришла на этот бал…

– Я была бы гораздо счастливее, если бы знала, что могу тебе помочь, – устало говорит Золушка. – Если он твой принц, то о чём разговор? Ты принадлежишь ему, он тебе, и я никогда не встану между влюблёнными, не стану им мешать. Я бы помогла тебе, если бы ты дурака не сваляла!

– Неужели ты всегда такая хорошая и правильная? – краснеет Магдалена, хотя покраснеть для мыши – даже белой – задача сложная.

– Ты была моей единственной подругой, Магдалена, – сердито смотрит на неё Золушка. – И ты солгала мне. Ну как мне теперь к тебе относиться, скажи на милость?

На этот раз Магдалена просто не знает, что сказать в ответ. Нет у неё подходящих слов.

За воротами Золушка замечает стоящую на крутом взгорке отцовскую карету и спешит к ней. Кучера на месте нет, он куда-то отошёл, и лошади сонно топчутся на месте. Золушка вскакивает на облучок, и в этот момент у неё за спиной раздаётся знакомый, противный, как звук пилы, голос:

– Ба, да это никак та самая кошечка, что принцу Данте приглянулась!

Золушка оборачивается и видит свою мачеху, следом за которой, как две баржи на буксире, плетутся Брута и Бруха.

– Она самая, – говорит Брута. – А теперь нашу карету украсть пытается. Мало ей одного принца, так ещё и карету подавай…

– Интересно, а принцу Данте известно, что ты воровка? – ехидно спрашивает Бруха.

– Спорим, платье у неё тоже краденое! – подхватывает Брута.

– Ладно, девочки, перестаньте, – лениво успокаивает их мачеха. – Да вы только посмотрите на неё! Тоже мне принцесса нашлась! Притворщица! Самозванка! Но знаете, чем дольше я на неё смотрю, тем больше она мне Золушку нашу напоминает. Отмытую, принаряженную, конечно, но… Золушку. А что, наша чумазая тоже всегда думала, будто сможет сердце принца завоевать. Очень, очень похожа. Но это же не может быть Золушка, правда? Мы же её дома оставили, и платья у неё такого быть не может… и французских духов…

И всё же она пристально рассматривает сидящую на облучке девушку.

К карете тем временем уже приближается кучер, а вместе с ним три дворцовых стражника с блестящими мечами наготове.

Золушка приоткрывает свой карман, и они с Магдаленой молча обмениваются понимающими взглядами. Мышка выскальзывает из кармана, пробирается к сцепке, которая соединяет лошадей с каретой.

– Ну, и что ты можешь сказать в своё оправдание… принцесса? – с недоброй усмешкой спрашивает мачеха.

– Могу сказать, что я не Золушка, – слышит она в ответ. – Меня зовут Лурдес.

Мышка вытаскивает металлический шкворень, карета «отстёгивается» от лошадей и быстро скатывается с пригорка. Сбивает с ног Бруху, Бруту, мачеху и сминает их, размазывая по склону.

Успевшая вовремя соскочить на землю Лурдес подхватывает мышку и бегом бросается прочь. Сбрасывает на ходу одну тесную стеклянную туфлю с ноги, вторую, но, когда ей кажется, что она уже ушла от погони, застывает на месте, столкнувшись лицом к лицу с Инес и графиней Светланой.

Молчаливые, мрачные, они ждут её.

Одна девушка против двух опытных, сильных ведьм.

Силы явно неравны, и Лурдес впервые в жизни теряет веру в добро и справедливость.

Готовится принять как неизбежное выпавший на её долю жребий.

Погибнуть, проще говоря.

Вот уже разгораются, наливаются ослепительным алым светом направленные на Лурдес проклятия…

Но тут белый комок шерсти выпрыгивает из её рук навстречу этим дьявольским молниям, подставляет им свою грудку.

Проклятия пронзают мышку вместо девушки.

Часы на башне отбивают полночь.

Волшебство кончается.

Всё возвращается вспять, как и обещала старая ведьма.

Магдалена падает на землю, но она уже больше не мышь.

Она превратилась в красавицу, от которой когда-то был без ума принц Данте.

– Магдалена? – шепчет Лурдес.

– Лурдес… – чуть слышно выдыхает Магдалена.

Лурдес обнимает её, утешает, пытается удержать теплящуюся в сердце Магдалены искорку жизни, не дать ей погаснуть.

Но ведьмы ещё не закончили. Они дружно поднимают руки, готовясь нанести последний, смертельный удар по девушке с испачканным сажей лицом и лежащей у неё на руках знойной красавице.

Но нанести этот удар ведьмам не суждено, их уже хватают за руки посланные принцем Данте стражники.

Следом за ними верхом на коне – белом, само собой разумеется! – появляется и сам принц.

Лурдес поднимает на него свой взгляд и лишь ещё крепче обнимает Магдалену, с которой не может расстаться.

Принц с улыбкой поднимает на своих раскрытых ладонях две стеклянные туфельки. Они как два обручальных кольца, как символ того, что в сердце принца достаточно любви к обеим девушкам.

Он приводит их в свой дворец.

Сразу две красавицы в доме – мечта каждого принца.

Две судьбы на выбор, два варианта своего «долго и счастливо».

Но…

Но вместо принца Лурдес каждое утро ищет первым делом Магдалену, а Магдалена ищет Лурдес.

Вскоре Данте начинает скучать и в конце концов находит себе другую, третью невесту. Первые две его невесты, впрочем, к этому времени уже успели упорхнуть из его дворца, покинули позолоченную клетку. Теперь они сами по себе, они свободны и могут позволить себе легко перебираться с места на место, менять города и страны. Проходят годы, тяга к приключениям проходит, подруги понимают, что им, как говорится, пора пустить корни.

Магдалена выходит замуж, но вскоре разводится. Лурдес замуж не выходит, но у неё так называемый гражданский брак, в котором рождаются трое сыновей. Жизнь Магдалены и Лурдес постепенно меняется, годы начинают брать своё, но ни болезнь, ни беды, ни расстояния, ни само время не способны победить их дружбу. И до своих последних дней они рядом – уже сгорбленные, хрупкие, бледные, словно две мышки, они хранят любовь друг к другу. Хранят так, словно кроме этой любви никогда не было и нет ничего другого в этом мире, и не будет ей конца.