Лжедмитрий Второй, настоящий - Эдуард Успенский

Тем временем царя охватил приступ удушья, и он быстро окоченел. Запах от него прекратился.

Богдан Бельский и Годунов вышли на крыльцо в сопровождении родственников и приближенных, которых набежало вдруг великое множество. Приказали начальникам стражи зорко охранять ворота, держать наготове оружие и зажечь фитили.

Ворота Кремля закрылись и хорошо охранялись.

Жизнь под освещением жути и страха для многих кончилась. Появилась надежда, что начнется новая, правильная и честная эпоха.

* * *

«Августейшему и великому государю Сигизмунду Третьему, королю Польскому, великому князю Литовскому, Киевскому, Волынскому, Лифляндскому, Эстонскому, князю Финляндскому, наследному королю Шведскому, Готскому, Вандальскому.

Ваше Королевское Величество!

Община английских купцов, имеющая торговлю с Русией, по Вашей просьбе подготовила этот документ о состоянии дел, порядков и нравов государства Московского.

Просим Ваше Величество не судить очень строго нашу попытку обрисовать положение дел. Мы имели слишком малое количество времени для составления этого обзора и вовсе не имели когда-либо практики подобной работы. Выводы нашей грамоты носят слишком общий и субъективный характер.

Итак, приступим.

В Московском государстве все устроено так, что преимущественно богатеет царская казна да еще те, кто так или иначе служат ей и пользуются казною.

Обычно иноземцы удивляются изобилию царских сокровищ и в то же время видят крайнюю нищету людей.

Русский человек, если имеет достаток, то старается казаться беднее, чем он есть. Боится пускать свои деньги в оборот, чтобы, разбогатев, не сделаться предметом доносов и не подвергнуться царской опале, за которой следует отобрание всего его достояния „на государя“ и нищета его семьи.

Поэтому он прячет деньги где-нибудь в монастыре или закапывает в землю на черный день, держа под замком в сундуках золотые дедовские кафтаны, собольи шубы и серебряные чарки. Сам он при этом ходит в потертом зипуне из грубого сукна, в овчинном тулупе и ест кое-что из деревянной посуды.

Русский человек живет как попало, подвергаясь всегда опасности быть ограбленным, обманутым, предательски погубленным.

От этого русский человек отличается в домашней жизни неопрятностью, в труде ленью, в сношениях с людьми лживостью, коварством и бессердечностью.

В любом постоялом дворе, в любом посольском деле тотчас же русские приставленные к вам люди начинают доносить друг на друга, клянчить подарки и воровать. Эта привычка свойственна всем простым людям.

Любой русский кучер, крестясь на каждую колокольню или крест, при первой же возможности норовит украсть у другого сумку с инструментами или хороший кнут.

Состояние народа при Борисе стало лучше, чем при Иване Четвертом, уже потому, что хуже времени последнего мало можно найти в истории. Нынешний царь меняет многое как может.

Но основные воззрения на государственный порядок и общественный строй не изменились. Внутренняя торговля по-прежнему удушается бесчисленным множеством сборов и пошлин, а неудобства дорог по-прежнему мешают сношениям с другими государствами.

Притом правительство само ведет торговлю, и с ним невозможна никакая конкуренция. Накупив по дешевым ценам товара, казна продает купцам этот товар с барышом, принуждая их брать даже испорченный.

Весьма способствуют торговле торговые привилегии для западных купцов. Русским же купцам всегда запрещается ездить свободно за границу. Исключение допускается только по особому позволению.

Царь Московский Борис уже тем облегчил народ, что избегал войн. Но все равно сегодняшние налоги и повинности слишком обременительны.

Управление в стране не является легким и понятным для народа. Все сосредоточено в Москве. Есть приказы: Посольский, Разрядный, Поместный и Казанского дворца.

К ним добавились: Разбойный, Холопий, Большого прихода (для сбора пошлин), Дворцовый, Стрелецкий, Ямской. Каждый приказ – это своеобразное, на русский манер, министерство.

По всем вопросам люди издалека обращаются в столицу. Приказные за решение любого вопроса берут большие взятки. Надзора практически никакого нет.

Городами управляют воеводы, которых ставят на один год, чтобы они не укоренялись и не создавали грабительские кланы. Все равно они спешат награбить.

Если на них доносят, кара у Годунова жесточайшая. Их пытают, и все награбленное уходит в казну.

Рабство и холуйство развито в стране повсеместно. Посадский или волостной человек, завидя издали дьяка или пристава, убегает от него, а если встречается или имеет до него дело, валяется в ногах.

В почете у царя Московского духовенство. В трудных случаях он ищет у него поддержку. Но сами монахи темны. Порой даже не знают имени монастыря, в котором несут службу.

В общем, картина такова. Производство в Русии не развито. Торговля идет сельскими и лесными товарами, мехами.

Москва нуждается во всех запрещенных к ввозу военных товарах: порохе, селитре, мечах и мушкетах для обороны и завоевания новых пространств.

Престол русский непрочен, так как царь Борис не княжеского рода и все семьи княжеские и боярские не принимают его и не хотят мириться с его правлением.

Большой вред порядку наносят многочисленные слухи о якобы воскресшем царевиче Дмитрии. Все недовольные слои возлагают на него большие надежды.

Такое ощущение, что вся страна его ждет.

На этом просьбу Вашего Величества считаем выполненной».

Дальше шли подписи.

* * *

Разговор между воскресшим царевичем и его гостеприимными хозяевами происходил в небольшом, но с большими окнами зальце с видом на внутренний пруд замка.

Была поздняя осень. Горел камин.

Стеклянные окна зальца доходили до самого пола, и на стенах против окон то и дело вспыхивали отраженные от пруда низкие солнечные лучи.

Присутствовало четверо человек из самых близких Адаму: двоюродный брат Адама Константин Вишневецкий, Ришард Бучинский – начальник оршака, Мартин Иваницкий – молодой человек, секретарствующий при князе Константине, и православный священник Мачей Кишковский.

– Пожалуйста, юноша, повторите мне вашу историю, которую вы так увлекательно рассказали моему брату, – попросил Константин Вишневецкий.

– Я не сказочник и не гусляр, – неожиданно резко ответил еще болезненно бледный Дмитрий. – Не сердитесь на меня, ясновельможные паны, но я не буду повторяться. Если желаете что-то услышать новое или испытать меня, пожалуйста, задавайте вопросы.

Разговор был настолько важен и опасен, что каждое лишнее слово в будущем могло принести любому из участников огромные неприятности, а то и вовсе стоить головы. Поэтому Мартин Иваницкий вел запись.