Варя. Я все вижу - CrazyOptimistka

можно переложить вину за совершенную ошибку на кого-то другого. О, а еще вы обожаете злиться на всех подряд, кроме себя. Что ты сейчас и делаешь. Как странно, вы приписываете демонам все, что вам взбредет в голову в то время, как сами являетесь воплощением всех адских грехов.

Каждое последующее слово, что срывается с его губ давит сильнее, чем предыдущее. Оно бьет наотмашь, внедряется так глубоко, что мне невыносимо больше находиться с ним в одной комнате. Пусть потом мне это еще аукнется, но я сбегаю. Лечу почти бездумно туда, куда глаза глядят и даже не обращаю внимания на окрики тех, в кого по пути умудряюсь врезаться.

Даже оказавшись на улице, не останавливаюсь. Быстрым шагом преодолеваю пару улиц и заворачиваю на какую-то детскую площадку. Вот там силы покидают меня и я опускаюсь на пустующие качели. Я не плачу, нет. Мне кажется, что это умение атрофировалось во мне. Отталкиваюсь ногами от земли, начиная раскачиваться вверх и вниз.

Прямо, как моя жизнь.

Вот я наверху, почти достигла пика. У меня есть все, о чем можно только мечтать. А вот я ухожу вниз, теряя абсолютно все заработанное. Одно неверное соскальзывающее движение и ты вообще разбиваешься. Судя по всему, я как раз в миллиметре от этого шага.

Я в растерянности.

Я очень расстроена.

И я не знаю, на кого из нас больше злюсь. То ли на Егора, то ли на саму себя за то, что…Его правда оказалась слишком горькой, но такой нужной что ли. Отрезвляющей. Такой, которая наконец-то заставляет откинуть все чувства и другим взглядом посмотреть на всю ситуацию. И там я не жертва, а соучастница. Можно, конечно, заняться самобичеванием. Но только кому это пойдет на пользу? Только время потеряю, а его у нас ничтожно мало. Где-то ходит приспешница Пиковой дамы. Ходит и выбирает новую жертву, которой они закроют обряд.

Перестаю раскачиваться и даю себе обещание побыть на свежем воздухе еще пять минут, а затем вернуться в уже так надоевший ресторан. Прикрываю глаза и наслаждаюсь теплом, которое исходит от солнца. Наслаждаюсь таким же теплым ветерком, который нет-нет, а возьмет и взъерошит мои отросшие пряди. Я так устала быть заточенной в четырех стенах, что уже и забыла каково это быть свободной и каково все это ощущать. Но сладость момента омрачается стойким ощущением чужого взгляда на себе. Как противная мошка он перемещается по мне и кожа лица начинает зудеть. Я открываю глаза и вижу что на расстоянии нескольких метров напротив меня застыла какая-то женщина. Толпа прохожих вынуждена обходить ее, словно выросший посреди дороги столб.

Прищуриваюсь, рассматривая ее в ответ. Ей около пятидесяти, одежда простая, но вполне ухоженная. Среднестатистическая внешность жительницы мегаполиса, которая прожила половину своей жизни без особых изысков. Судя по кипе газет в ее руках, она либо раздает их бесплатно. Либо работает на почте и раскладывает их по почтовым ящикам. Но почему она до сих пор так неподвижна? Чем я ее так заинтересовала?

Вдох. Выдох.

Гляделки продолжаются.

Вдох. Выдох…

Последний получается протяжный, будто я спортсмен, готовящийся к финальному прыжку. Отчасти так оно и есть, я делаю рывок и несусь на оживленную часть дороги. Женщина тут же спасается бегством, думая, что я собираюсь ее преследовать. Но я научена горьким опытом и действовать в одиночку больше не собираюсь. Нарушаю правила, когда врываюсь в ресторан и под возмущения Софьи, пересекаю один из залов.

— У него важное дело, — хватает она меня за руку, пытаясь остановить. — Не влезай, пожалеешь!

— Это срочно, — успеваю вывернуться из цепких пальцев и толкаю дверь внутрь, попадая…

На казнь.

Одновременно с тем, как я застываю на пороге, сначала в воздухе блеснула сталь. А затем раздался рассекающий звук и на меня брызгает что-то горячее и липкое.

И это не кровь.

Это кислота.

С ужасом смотрю, что ею заляпаны фактически все оголенные участки моего тела. Адское жжение усиливается с каждой секундой везде, куда попала желтая жижа. Она проедает ткань одежды, она сжирает мою плоть до мяса. Превозмогая боль, я сдираю футболку и пытаюсь стереть все с лица, но было уже слишком поздно. Кусок щеки приклеивается к ткани и отдирается следом за ней.

— Ааааа, — у меня вырывается почти крик и я падаю на колени.

— Егор, — слышится обеспокоенный голос Софьи где-то надо мной, — позволь…

— Нет, — обрывает ее просьбу демон.

— Она человек, — будто напоминает ему администратор, — а люди могу умереть от болевого шока. Ты сам говорил, что она нам еще нужна. Но будет ли Варя так полезна, если потеряет свое драгоценное зрение? Посмотри, больше всего досталось именно лицу.

Я бы подтвердила, но уже ничего не могу сказать. Губ не чувствую, вместо них что-то вязкое и желеобразное. Вспышки боли настолько сильные, что у меня не хватает сил даже стонать. Просто заваливаюсь на бок и мысленно молюсь, чтобы все скорее прекратилось. Тем временем Егор что-то пинает и соизволяет прошествовать в мою сторону. Пока демон вальяжно шагает, на уровне моих глаз останавливается отрубленная голова, которая пару раз моргает и вываливает посиневший язык наружу. Егор пинает ее еще раз в сторону и теперь перед глазами носки его ботинок. Мне кажется, что он собирается меня добить с ноги, чтобы я не мучилась.

— Это будет тебе уроком, Варя, — говорит он, а затем обращается уже к Софье, — излечи ей руки и проверь глаза. А вот лицо оставь изуродованным.

— Почему? — недоумевает она.

— Я же обещал ей изменить ее внешность и я свое слово выполнил.

Глава 28. Сейчас

— Дура, — цедит сквозь зубы Софья, размазывая мне по лицу что-то отвратно пахнущее от чего возникают рвотные позывы. — Эй, терпи, у тебя губы слиплись. Если сейчас решишь блевать, то можешь и захлебнуться.

О какой-либо аккуратности в ее движениях, естественно, не могло быть и речи. Софья наносила вонючую жижу по лицу резко и особо не церемонилась, заставляя меня слабо постанывать в ответ на грубые прикосновения к моим ранам.

— Предупреждала же, что не