Взять свой камень - Василий Веденеев

— Хорошо, — глянув на вошедшего Рашке, сказал Шель. — Мы еще увидимся. Позаботьтесь пока о подвальном русском, а я побеседую с унтерштурмфюрером.

Обер-лейтенант надел фуражку, лежавшую на краю стола, и вышел, сердито хлопнув дверью.

— Садитесь, — подумав, что с армейцами всегда трудно найти общий язык, сказал Гельмут, обращаясь к Рашке. — Рассказывайте.

— Лгал, — начал эсэсовец. — Сообщил, что он бухгалтер из минской артели инвалидов. Якобы потерял при бомбежке эшелона жену и двоих детей, пробрался сюда к знакомому — большевику, выданному местным жителем. Имеет советский гражданский паспорт на имя Бурова Ивана Ивановича, десятого года рождения. Я приказал временно закрыть его в кладовке, а он убил солдата, убил часового у подвала и проник туда. Полагаю, он должен был обязательно встретиться с кем-то из троих, сидевших там. Двое из них сдались.

Примяв в блюдце окурок, Шель откинулся на спинку стула. Рашке рассуждает вполне логично: русский наверняка из банды «лесных призраков» — все его действия говорят об этом. Слава богу, что вовремя хватились и блокировали его, не дав уйти. Такой способен уйти и ушел бы…

— Как он там?

— Солдаты боятся спускаться в подвал, — Рашке встал, подошел к окну.

— Мы сейчас найдем способ его вытащить, — улыбнулся Гельмут. — Потом пусть дадут отдышаться — и сюда, ко мне. Кстати, почему никого не взяли живым в лесу?

— Они слишком быстро уходили, убили собак, — помрачнел унтерштурмфюрер. — Двоих мы уничтожили.

— Итого четверо, считая живого. А остальные? — прищурился Шель.

— Я не знаю, сколько их, — честно ответил Рашке. — Судя по следам, в лесу их было трое. Один просто исчез. Мы прочесывали местность, — предваряя вопрос, торопливо сообщил он. — Но никого не обнаружили.

— Плохо, — покачал головой Гельмут. — Где их база? Сколько их осталось, что им здесь надо? И на все эти вопросы мы должны получить ответы от оставшегося в живых. Просто счастье, что его не успели прикончить.

— Собирались, но я вовремя вернулся, — похвалил себя Рашке.

— Давайте другого русского, — распорядился Шель. — В наручниках! Хватит неприятных неожиданностей.

Через несколько минут в комнату ввели Щура. Вздрагивая, он настороженно смотрел на немцев, облизывая разбитые губы.

— Вы кто? — спросил его Рашке. — Фамилия, имя?

— Бодинский Сергей Петрович. Сидел при большевиках в тюрьме, потом бежал вместе с… — Щур замялся, подыскивая слово, — вместе с приятелем. Шли по дороге…

— За что вас посадили в тюрьму? — перебил Шель.

— За это… — Щур опять замялся, не зная, что лучше сказать. — Несогласный я с ними был.

— В чем проявлялись ваши разногласия? — усмехнулся Шель. Ему уже стало все ясно. — Не хотели работать, воровали? Так?

— Отвечать! — Рашке ткнул Щура в спину. — Быстро!

— Молчите? — снова усмехнулся Гельмут. — Известно ли вам, что национал-социалистическая партия считает собственность священной? Мы не терпим бездельников, а вы ничего не умеете, кроме как воровать. Нам не нужны воры, Бодинский. Поэтому вас и вашего приятеля сейчас повесят.

— Нет! — закричал Щур. — Нет! Я скажу… Этот, в подвале, прибежал и загнал нас в угол. А сам говорил со стариком.

— О чем? — вкрадчиво спросил Рашке.

— Сначала о детях, потом о какой-то деревне, об огородах.

— Бред, — переходя на немецкий, пожал плечами унтерштурмфюрер.

— Почему? — возразил Шель. — Вдруг пароль? О какой деревне они говорили?

Услышав снова русскую речь, Щур немного приободрился.

— Я не мог расслышать, господин офицер. Они шептались. А тот, что пришел, угрожал нам оружием.

— Хорошо, — хлопнул по столу ладонью Гельмут. — Хотите жить и работать? Тогда сейчас вам дадут противогазы, пойдете со своим приятелем в подвал и вытащите оттуда русского. Я полагаю, он без сознания.

Щур понуро молчал, ссутулив плечи. Спускаться в подвал очень не хотелось, но и лезть в петлю тоже. Немцы не шутили, удавят враз.

— Идите, — махнул рукой штурмбанфюрер. — Если вы его вытащите, я подумаю, как с вами быть дальше…

* * *

Сознание вернулось вместе с жуткой резью в груди. Легкие словно разрывал на части всхлипывающий надсадный кашель, накатывающий душной волной. Он жестко скреб в горле и заставлял неестественно выгибаться все тело. Одна-две секунды передышки — и новый приступ, от которого бросало в жаркий пот, темнело в глазах, перехватывало дыхание.

Антон уже прекрасно понял, что жив и даже не ранен — вот только не дающий ни минуты покоя проклятый кашель! И он уже не в подвале, а на улице, на свежем воздухе, и вокруг немцы, а впереди ждет нечто малоприятное. Иначе зачем его выволокли из загазованного подвала? Дали бы совсем задохнуться, так нет — вытащили. Значит, им очень нужно не его бесчувственное тело, а способный отвечать на вопросы человек, способный бояться за свою жизнь, чувствовать боль и облегчение, когда боль проходит, в общем — нормальный материал для активного допроса.

Кто-то, невидимый Волкову, распорядился на немецком, чтобы его посадили. Антона приподняли и прислонили спиной к стене. Сразу стало легче дышать, зато появилось головокружение, перед глазами все качалось и плыло, двоилось, как на нерезкой фотографии. Шевельнув руками, Антон ощутил сковавшие запястья стальные браслеты. Плохо дело! Мало того, что надышался выхлопными газами, еще успели и наручники надеть. Правда, руки не вывернули за спину, а это уже шанс!

В губы ткнули кружку, поддерживая под затылок голову, помогли выпить теплое молоко. По его вкусу он понял, что в питье добавили меда. Действительно, он им очень нужен!

Кашель немного утих, перестал терзать грудь, прояснилось в голове, окружающее стало приобретать нормальные очертания, и Антон увидел тех двоих, сидевших вместе с дедом в подвале — они стояли в стороне, держа в руках снятые противогазы и вытирая мокрые от пота волосы.

«Вот кто меня вытащил», — понял Волков. Все правильно — немцы рационалисты, зря ничего не сделают… Так, что будет дальше? Новый допрос? Теперь уже без заигрываний и отсрочек?

— Как вы? — Подошел переводчик, одетый в черный эсэсовский мундир со знаками различия унтерштурмфюрера. Он наклонился и заглянул Антону в лицо. Потом приказал поднять пленного.

Волкова поставили на ноги и потащили в угол двора. Жадно глотая свежий воздух, он чувствовал, как дрожат колени, как кружится голова, и заставлял себя загнать глубоко внутрь противную слабость и подленький страх ожидания неизвестности.

— Смотрите!

По знаку переводчика солдаты стянули брезент, покрывавший два тела в маскхалатах.

Тихий и Любитель — узнал своих ребят Антон. А где радист? Уцелел или они захватили мальчишку живым, притащили сюда и теперь пытают, готовя им очную ставку? Или он ушел, скрылся в болотах, забрался в непроходимую чащу? Придет ли он на место последней ночевки? И сможет ли добраться туда сам капитан? В лучшем случае, их теперь осталось всего двое — он и радист. Да и то — каждый сейчас сам по себе и далеко друг от друга, только одна смерть рядом…