Привидения в доме на Дорнкрацштрассе - Оллард Бибер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мне интересно знать, не заметили ли вы какие-нибудь следы вблизи лестницы?
Ирма Адамс глубокомысленно задумалась. Для порядка потерла лоб, потом сказала:
– Нет, господин Вундерлих. Ничего примечательного. Когда мы сдадим наш объект и начнем, наконец, жить в доме, Георг обязательно слазит на чердак. Он у меня мастер на все руки.
После таких слов Георг Адамс смутился и поправил очки. Сурово посмотрел на супругу, но было заметно, что слова жены ему приятны. Макс с наслаждением наблюдал за супругами. Заложил руки за спину и несколько раз прошелся вдоль диванчика. Потом, обращаясь к помощнице, сказал:
– Фрау Бергер, у вас есть вопросы к нашим клиентам?
Катрин пожала плечами и в тон шефу ответила:
– Пожалуй, нет, господин Вундерлих. Фрау Адамс все прекрасно описала.
Сыщик кивнул и сказал:
– Тогда сейчас и подпишем договор. Вы не против, фрау Адамс?
– Нет, господин Вундерлих.
Макс посмотрел на супруга и, легко улыбнувшись, спросил:
– А вы, господин Адамс?
– Безусловно, не против, господин сыщик. Пора положить конец этим несанкционированным посещениям. Очень не хотелось бы еще раз пережить события, подобные произошедшим той злополучной ночью.
Когда договор был подписан и проводившая клиентов Катрин вернулась в комнату, Макс сказал:
– Ну вот, Катрин, дело снова обрело нормальный характер. Есть нормальные клиенты и, что самое главное, мы уже знаем почти все подробности дела. И если Кузьма Спицын не оставит свои попытки завладеть.., – сыщик вдруг запнулся, подбирая нужные слова, – "неизвестно чем", то скоро мы припрем его к стенке и заставим раскрыть темные стороны этой истории.
Помощница молчала. Макс внимательно смотрел на ее лицо, стараясь догадаться, о чем она думает. В голову не пришло ничего путного, и он наугад спросил:
– О чем вы думаете, Катрин? Может быть, снова о потемках русской души?
– Не знаю, Макс. Поживем – увидим…
28
За два дня до того, как счастливые супруги Адамс после подписания договора с сыщиком Вундерлихом покинули его офис, в дверь дома старика Шмелева позвонил незнакомый мужчина средних лет. Между стариком и незваным гостем произошел короткий разговор.
– Здесь живет господин Петер Шмелев? – по-русски спросил незнакомец.
Старик Шмелев подозрительно посмотрел на гостя и, не приглашая того в дом, ответил:
– Да, уважаемый. Интересно, откуда вам известно, что я говорю по-русски?
– От вашего сына Эрнеста.
– И когда же он вам об этом сообщил? – все так же подозрительно спросил старик.
– Вчера, господин Шмелев.
Старик вспылил:
– Послушайте, уважаемый. Оставьте ваши неуместные шуточки. Мой сын убит, а тело его в настоящий момент находится в полицейском морге.
Незнакомец сузил глаза и сказал:
– Послушайте, господин Шмелев, мне не до шуточек. Вчера в аэропорту Шереметьево ко мне подошел мужчина и слезно просил передать письмо господину Шмелеву из Висбадена. Мне это было не очень удобно, ведь я летел только до Франкфурта. Но он выглядел настолько измученным, что я сдался. Так что держите, – незнакомец достал из кармана конверт и протянул его старику. Потом добавил. – Вы же узнаете почерк сына, а я, пожалуй, уже пойду.
Старик изменился в лице и, судорожно сглотнув, произнес:
– Уважаемый, задержитесь еще на минутку.
Старик исчез в доме, но через минуту вернулся с фотографией в руке.
– Скажите, уважаемый, человек, который передал вам это письмо, похож вот на этого на фотографии?
Незнакомец недолго рассматривал фото. Сказал:
– Да, это он.
– А на словах он ничего не велел передать?
– Нет, господин Шмелев. Все в письме. Он сказал, что вы поймете. Так я пойду…
– Спасибо, – пробормотал старик и долго провожал взглядом удаляющуюся фигуру незнакомца, у которого от волнения не спросил даже имени.
Старик Шмелев сидел на диване и рассматривал письмо, написанное якобы Эрнестом. Чем дольше он всматривался в буквы, расставленные неуверенной рукой, тем больше убеждался, что слово "якобы" здесь, пожалуй, лишнее, что текст написан Эрнестом. Старик смог даже представить состояние сына в тот момент, когда тот выводил эти каракули. Бедный Эрнест! У него, понятное дело, нет ни телефона, который он скорее всего где-нибудь обронил, находясь в лихорадочном состоянии, ни нормальной ручки, которая не рвала бы бумагу как эта, которую он у кого-нибудь выпросил. Да и что нормальное может быть у наркомана? Письмо было совсем коротким, и старик принялся уже в третий раз перечитывать текст:
Отец!
Я в Москве. Долго рассказывать, как я здесь оказался. Одно скажу – я убил двух человек. Теперь на моей жизни можно поставить крест. В Германию я вернуться не могу. А что здесь? Скорее всего тоже пропаду. Ты же знаешь… Хочу только сообщить тебе, что все, что написано в дневниках деда Ивана, правда. Я был в этом доме на Дорнкрацштрассе. Там на чердаке я даже кое-что нашел, что и прихватил с собой. Надеюсь, мне удастся это продать и протянуть некоторое время… Не предпринимай ничего для моего розыска: боюсь, твои усилия могут только навредить.
Эрнест
Старик Шмелев свернул листок вчетверо и сунул его в карман куртки. Потом собрал в стопку тонкие тетрадки, лежавшие рядом, и отнес их в выдвижной ящик, где они до того злополучного дня без всякой надобности пролежали много лет. В этом же ящике старик взял карманный фонарь и снова сел на диван. Ему было страшно, он сознавал, что то, что он задумал, преступно по своей сути. Может быть, отступить? Еще не поздно это сделать. А может быть, ему как-то удастся помочь Эрнесту? Старик Шмелев вздохнул, встал с дивана и посмотрел в окно – вечерняя мгла плотно окутала деревья в саду. Уже нельзя было различить отдельные ветви, тем более листья – лишь расплывчатые контуры всей кроны дерева слабо различались на фоне темнеющего неба. "Пора", – прошептал старик и вышел из дома.
Возле дома на Дорнкрацштрассе Петер Шмелев остановился и внимательно оглянулся по сторонам. Убедившись, что никто его не видит, старик открыл калитку и быстро подошел к входу в дом. Дверь была заперта, но он быстро справился с нехитрым замком. Приоткрыл дверь и прислушался. В доме было настолько тихо, что ухо старика отчетливо услышало тиканье часов, висящих на стене в холле. Он вошел в дом и прикрыл за собой дверь. Луч карманного фонаря робко пробежал по полу холла и замер возле места, где начиналась лестница на чердак. Старик Шмелев приблизился к лестнице, взялся правой рукой за перила и выключил фонарь. В полной темноте он сделал первый шаг.
***
Сыщик Макс Вундерлих и